Большое оживление вызвало выступление первого секретаря ЦК ВЛКСМ В.М. Мишина:
— Если бы этот зал мог вместить всех желающих, то вместе со мной сюда пришли бы 42 миллиона комсомольцев, 20 миллионов пионеров и неисчислимое количество октябрят…
Стрелка часов шла все вперед, а праздник звучал все радостнее и перевалил за полночь.
«Праздничной кантатой», сочиненной В. Яковлевым и В. Рябовым, в исполнении всего коллектива нашего театра завершился этот большой праздник.
Говорят, что я чувствовала себя во время всего вечера просто, радостно, непринужденно, вступала в диалоги с артистами, но я точно не помню никаких своих слов. Ощущение счастья помню. Ощущение огромной благодарности к своей Советской Родине, давшей мне возможность любимого труда, такой интересной жизни, как-то озвучило все мое существо, и я еще долго сидела на сцене, когда все уже разошлись, погас свет в зрительном зале, всматривалась в дорогие мне подарки, цветы, адреса, бесчисленные письма, сгрудившиеся на столах. И вдруг взяла одно из этих писем, что называется, на счастье. Оно было подписано «Василий Николаевич Хабин, доцент филологического факультета МГУ» и прозвучало словно бы заключительным аккордом всего происшедшего.
«Многоуважаемая тетя Наташа! Пишет Вам шестидесятидвухлетний бывший Ваш юный зритель. Ваш славный юбилей, Ваше торжество показали, что Вы в походе — в устремлениях. Вы действуете — значит, мое, наше детство не в прошлом, оно живет в нас и помогает петь общие песни, с нынешними детьми. Вы действительно остались для меня тетей Наташей, стройной, изящной, какой выходили к нам перед спектаклями на Тверской, в Московском театре для детей. Почти девушка — и „тетя“ для Вас было много, очевидно, то была надбавка для солидности.
Я был по— мальчишески удивлен, когда на Вашем спектакле «Негритенок и обезьяна» увидел актеров, снующих по зрительному залу и даже ловко взбирающихся по стене. Впервые в моем сознании была преодолена преграда между таинственным миром кулис и зрителем, но ощущение чуда от этого лишь возросло. И когда в стенах Вашего театра на площади Свердлова прославленный Вертер и Ленский -Иван Семенович Козловский пел с оркестром Леонида Алексеевича Половинкина его же песню «На параде Первомая ветер тронул наш флажок…», это воспринималось как «естественное чудо». Все это, дорога; Наталия Ильинична, вместе со многими иными эмоциональными откровениями детства и отрочества помогло нам, московским школьникам, мальчишкам и девчонкам, достойно пройти через жесточайшую войну. Так Вы, с Вашей одухотворенностью и одержимостью, нас поддержали.
Вам дали звание Героя за героизм творческий. Что может быть завиднее и достойнее! Поэтому, пожалуйста, живите и радуйте бесконечно всех нас, детей бывших, настоящих и будущих!»
Спасибо за это пожелание. Спасибо.
В последний раз я видела Евгения Львовича Шварца в 1954 году, незадолго до его смерти, в Ленинграде, около Гостиного двора. Он очень удивился, увидев меня, и сказал: «Вы выглядите гораздо лучше…» Неужели скажет, «чем в 1936 году», когда он нам писал «Красную Шапочку», это же неправда!… Но Евгений Львович докончил свою фразу с ограничительно-вежливой улыбкой: «…чем я ожидал». Ни в жизни, ни тем более, что в творчестве, мне кажется, он не допускал лжи.
Сейчас он народный артист КазССР, ведущий артист казахского кино и Алма-Атинского русского драматического театра имени М. Ю. Лермонтова.
Каверин В. А. Освещенные окна. М., 1976, с, 336
«Сов. культура», 1963, 8 окт.
Илья Сац. М., 1968, с. 7 — 8.
Илья Сац, с. 6 — 7.
«Современник», 1964, № 7.
Телешов Н. Д. Записки писателя. М., 1966, с. 236.
Это определение взяла у Владимира Солоухина (рассказ "Урок телепатии»).
