для II тома ФА. Но не успел во-время завершить отработку манускрипта – и к большому сожалению, ибо этот малоизвестный текст содержит, как мы попытаемся показать, весьма перспективные для философии, для логики идеи и разработки.
Манускрипт при жизни Гуссерля не печатался. Он был впервые опубликован в XXII томе «Гуссерлианы». (По этому изданию он и будет далее цитироваться.) На русском же языке и этот текст (пока) не публиковался (и даже не упоминался в известных мне работах). О чем тоже приходится сожалеть: ознакомление с ними заинтересованных отечественных читателей помогло бы расширить горизонт понимания раннего учения Гуссерля, который был искажен и сужен в работах, представлявших саму ФА и другие тексты этого периода чисто «психологическими» набросками.
Далее будут (кратко) введены главные проблемы разбираемого гуссерлевского манускрипта, приведены наиболее ценные высказывания Гуссерля.
Прежде всего – об одной группе материалов, в данном контексте привлеченных Гуссерлем к рассмотрению. Они относятся к истории классической европейской философии Нового времени. Любопытно, что у Гуссерля обсуждаются совершенно особые идеи, высказанные выдающимися философами той эпохи – те, которые лишь через века повлияли на преобразование логики, даже на становление математической логики и на технические разработки, на основе коих зародились и выполнялись, уже в XX веке, смелые реальные проекты «думающих машин».
Например, Гуссерль подхватил и по существу обновил идеи великого Лейбница (а произведения последнего, вспомним, он тщательно изучал в Галле) о значении специального языка символов, знаковых систем для будущего научно-технического развития. Гуссерль прозорливо подчеркнул особую роль разделения труда, ведущего к «прогрессу человечества в механических достижениях», соединенных с духовным разделением труда. Гуссерль, не только обобщая прежний человеческий опыт, но и как бы забегая вперёд тогдашнего развития человеческой истории, пишет: «С сознательным применением символов человеческий интеллект поднимается на новую, истинно человеческую ступень. И прогресс интеллектуального развития протекает параллельно с прогрессом в искусстве символов. Выдающееся по результатам развития естествознание и обусловленная им техника прежде всего составляют славу и гордость последнего (XIX-го. – Н. М.) столетия. Но не менее славное название (Ruhmstitel), как кажется, суждено заслужить той удивительной, все еще не разъясненной системе символов… без которой теория, как и практика, были бы бессильными – системе всеобщей арифметики, этой удивительной духовной машине, которая некогда возникла». [201]
Один из наиболее известных авторов, немецкий философ Дитер Мюнх, писавший о ФА и рукописях Гуссерля раннего периода, дал такой, на мой взгляд, вполне обоснованный комментарий к процитированным тезисам обсуждаемого манускрипта: «Гуссерль, следовательно, защищает тот взгляд, что механические процессы символического мышления ведут к правильным результатам, но что они еще не подверглись обоснованию (оправданию). Обеспечить такое оправдание – эту цель Гуссерль и ставит перед ФА».
Кратко – о главных идеях и тезисах обсуждаемого манускрипта. Они заслуживают того, чтобы принять их во внимание. Прежде всего в контексте теории знака (исторически же – только в преддверии будущей семиотики, в конце XIX веке складывающейся специальной дисциплины – правда, с древними, средневековыми и нововременными предтрадициями).
Гуссерль объективно двигается по перспективному пути, прилагаемому и другими авторами.
Он пытается дать определение знака: знак в его понимании – это «понятие, характеризующее отношения (Verhältnisbegriff), ибо он указывает на обозначаемое». [202] Д. Мюнх отмечает: «Гуссерль, таким образом, подхватывает традиционное определение знака» (D. Münch, Ebenda. S. 116). «Знаками вещи (некоего содержания вообще), – пишет Гуссерль, – может быть все что угодно, т. е. любое, что вещь обозначает, что [для нее] специфично, что в состоянии отличить эту вещь от других и снова опознать её» (Hua, XII. S. 341). [203]
Носитель знака, поясняет Мюнх гуссерлевские идеи, имеет созерцаемый характер; при этом совсем не требуется, чтобы само обозначаемое было представлено или представляемо. Вот здесь и пригодилось понятие символического представления – этого, как выражается Гуссерль в ФА, «длительного суррогата действительного представления, ибо объекты в собственном смысле представлению недоступны». Мюнх справедливо подчеркивает и особое значение (анализируемого нами) текста: в нем дается «классификация знаков».
Гуссерль прав, когда ссылается на действительную практику развития знания в науках, причем как в математике, так и в других областях: многие знаки, разъясняет он, обладают (скажем, в арифметике) «суррогатными» функциями: опираясь на необозримое количество знаков, употребляющие их люди потом «вообще не заботятся об их значении».
«Исследование Гуссерля к вопросу о логике знака», – продолжает Мюнх, – способствует объяснению символических методов также и знаковой классификации (116–117). Имеется в виду следующее: учитывая сложившиеся классификации и развивая их, Гуссерль разграничивает два коррелятивных вида знаков: те, благодаря которым различают внешние (äuβerliche) и понятийные (begriffliche) знаки. Первые не имеют ничего общего с понятием обозначаемого, с его особыми свойствами (Hua. S. 341). Так, имя «Наполеон» есть внешний знак: он обозначает, как бы маркирует особую личность; но знак этот ничего определенного не говорит ни об этом человеке, ни об его «понятии».
Знак «красный автомобиль» – это понятийный знак; он характеризует один из внешних признаков, именно красный цвет предмета. Но знак этот – внутренний для данного автомобиля. А когда говорят: «автомобиль, который доставил Эмиля в город», то это понятийный знак, который характеризует внешний или релятивный признак предмета. Гуссерль пишет о нем по-ученому, выявляя оттенки смысла. Когда предмет определяется как красный, то «используется не красное как таковое, а бытие в качестве красного (Rotsein), т. е. ставшее нам хорошо известным в его своеобразии отношения между вещью и окраской в качестве характеристики предмета» (S. 342).
6.2. Работы Гуссерля по логике середины и конца 90-х годов XIX века
«Сообщение о немецких сочинениях по логике за 1894 год»
В «Архиве систематической философии» (Archiv für systematische Philosophie, № 3, 1897) был опубликован систематический обзор Гуссерля. (В оригинале он назывался «Bericht über deutsche Schriften zur Logik aus dem Jahre 1984»). Гуссерль отобрал из немецких публикаций по логике те, которые, по его мнению, более других заслуживали обсуждения. Тот факт, что опубликован обзор был только в 1897 году, вполне понятен: уже по прошествии 1894 года нужно было завершить, обдумать, а затем и послать в «Archiv» статью-рецензию; после время ушло на публикацию в самом журнале. К тому же опубликовать первые статьи в журнальных изданиях начинающим авторам, к каковым в то время принадлежал Гуссерль, было даже труднее, чем издать первые книги…
«Логическая литература этого (т. е. 1894) года, – так начинает Гуссерль свое «сообщение”, – необычайно богата на весьма ценные (vertvolle) явления» (Hua. Bd. XXII. S. 216). Затем автор обзора переходит к разбору отдельных сочинений из соответствующих дисциплинарных разделов
