15 июля 1812 г. Москва.
Михайла Ларионович! Настоящие обстоятельства делают нужным составление корпуса для защиты Петербурга. Я вверяю оной Вам. Воинские Ваши достоинства и долговременная опытность Ваша дают Мне полную надежду, что Вы совершенно оправдаете сей новой опыт Моей доверенности к Вам. В состав сего корпуса войдут все войска, находящиеся в Петербурге и окрестностях, равномерно и новое вооружение, которое Я ожидаю от дворянства петербургского, одушевленного, конечно, тем же усердием, как и московское.
Предписываю Вам сообразить все нужные меры по сим предметам с фельдмаршалом графом Салтыковым, ген[ералом] от инф[антерии] Вязмитиновым и ген[ерал]-лейт[енантом] кн[язем] Горчаковым.
Пребываю навсегда Вам доброжелательным:
Александр:
И.П. Оденталь — А.Я. Булгакову.
19 июля [1812]. [С.-Петербург]
[…] Вот уже И часов утра, а из армий нет никаких известий. В таком случае лучше не делать никаких догадок. Божусь Вам, что сам себе дал слово никак не толковать и даже не думать о сей медленности. Ухожу от тех, которые бы могли меня на то наводить. Чувствую токмо и про себя разумею, что граф Голенищев-Кутузов здесь. Опять повторяю мольбу: продли токмо Бог жизнь его и здравие!
Его выбрало здешнее дворянское сословие начальником вновь набираемых защитников отечества. Натурально ему от сего отказаться было не можно. Но ежели не последует по Высочайшей воле полезнейшего для него, а следовательно, и для России назначения, то накажет праведный и всемогущий Судия тех, которые отъемлют у нас избавителя. Вчерась на сего почтенного, заслугами покрытого мужа не мог взирать я без слез. […]
Исторгли у него меч, а дают вместо того кортик. А ведь у него меч в руках так же действует, как у Михаила Архангела. С кортиком-то Бог ведает, к чему он приступит. Да еще, Боже оборони, как поспеет он к шапочному разбору. Эй! Глас общий взывает: пустите героя вперед с регулярными! Все уцелеет и до задних оруженосцев дело не дойдет. Им достанется токмо воссылать к Богу усердные благодарения за победы, за истребление врага. […]
Александр I — Правительствующему Сенату.
29 июля 1812. С.-Петербург.
Указ Нашему Сенату.
Во изъявление особливого Нашего благоволения к усердной службе и ревностным трудам Нашего генерала от инфантерии графа Голенищева-Кутузова, способствовавшего к окончанию с Оттоманскою Портою войны и к заключению полезного мира, пределы Нашей империи распространившего, возводим Мы Его с потомством Его в княжеское Всероссийской Империи достоинство, присвоя к оному титул Светлости. Повелеваем Сенату заготовить на княжеское достоинство диплом и поднести к Нашему подписанию.
Александр.
Ф.В. Ростопчин — Александру I.
6 августа 1812.
Государь! Ваше доверие, занимаемое мною место и моя верность дают мне право говорить Вам правду, которая, может быть, встречает препятствие, чтобы доходить до Вас. Армия и Москва доведены до отчаяния слабостью и бездействием военного министра, которым управляет Вольцоген. В главной квартире спят до 10 часов утра: Багратион почтительно держит себя в стороне, с виду повинуется и, по-видимому, ждет какого-нибудь плохаго дела, чтобы предъявить себя командующим обеими армиями.
Москва желает, чтобы командовал Кутузов и двинул Ваши войска: иначе, Государь, не будет единства в действиях, тогда как Наполеон сосредоточивает все в своей голове. Он сам должен быть в большом затруднении; но Барклай и Багратион могут ли проникнуть его намерения? […]
Александр I М.И. Кутузову.
8 августа 1812. С.-Петербург.
Михайло Ларионович!
Настоящее положение военных обстоятельств Наших действующих армий хотя и предшествуемо было начальными успехами, но последствия оных не открывают Мне той быстрой деятельности, с каковою бы надлежало действовать на поражение неприятеля.
Соображая сии последствия и извлекая истинные тому причины, нахожу нужным назначение над всеми действующими армиями одного общего главнокомандующего, которого избрание, сверх воинских дарований, основывалось бы и на самом старшинстве.
Известные военные достоинства Ваши, любовь к отечеству и неоднократные опыты отличных подвигов приобретают Вам истинное право на сию мою доверенность.
Избирая Вас для сего важного дела, Я прошу всемогущего Бога, да благословит деяния Ваши к славе российского оружия и да оправдаются тем щастливые надежды, которые отечество на Вас возлагает.
Пребываю Вам всегда благосклонным:
Александр.
Александр I — Екатерине Павловне.
8 августа 1812
[…] Я нашел, что настроение здесь хуже, чем в Москве и провинции; сильное озлобление против военного министра, который, нужно сознаться, сам тому способствует своим нерешительным образом действий и беспорядочностью, с которой ведет свое дело. Ссора его с Багратионом до того усилилась и разрослась, что я был вынужден, изложив все обстоятельства небольшому нарочно собранному мной для этой цели комитету, — назначить главнокомандующего всеми армиями; взвесив все основательно, остановились на Кутузове, как на старейшем, и дали таким образом Беннигсену возможность служить под его начальством. Кутузов вообще в большом фаворе у здешнего общества и в Москве. […]
М.И. Кутузов М.Б. Барклаю-де-Толли.
№ 17.13 августа 1812. Бронницы.
Милостивый государь мой Михайло Богданович!
Влагаемые у сего высочайшие рескрипты: один на имя Вашего Высокопревосходительства, другой же, которой прошу тотчас доставить на имя Его Сиятельства князя Багратиона, — укажут Вам милостивый государь мой. Высочайшее назначение меня главнокомандующим всех армий. Поспешая туда прибыть, сие будет покорнейшею моею просьбою, выслать ко мне фельдъегеря в Торжок, через которого мог бы я получить сведение о том, где ныне армии находятся, и которой указал бы мне тракт из Торжка к оным.
Я оставляю личному моему с Вашим Высокопревосходительством свиданию случай удостоверить Вас, милостивый государь мой, в совершенном почтении и преданности, с коими имею честь быть, Вашего Высокопревосходительства всепокорный слуга князь Михаил Г[оленищев]-Кутузов.
Высочайшее письмо к графу Нессельроду и письмо к г. Строганову покорно прошу доставить им.
Г [оленищев]-Кутузов.
И.П. Оденталь — А.Я. Булгакову.
16 августа 1812. С.-Петербург
[…] Злодей прорвался к Смоленску там, где того не предполагали. Неверовского дивизия слишком была слаба, чтобы не пасть среди отчаянного защищения против силы, которая вдесятеро ее превышала. Не я буду описывать Вам ужасы, которым от худого распоряжения подвергся Смоленск.
