Вообще, неправильно говорить, что возник какой-то конфликт из-за желания построить именно «частную» трубу. Была чисто техническая дискуссия, в которой, как показало время, я оказался прав. Не будучи специалистом, мне удалось более правильно оценить предложения. Суть технической дискуссии сводилась к двум простым альтернативам.
Идти по северу или по югу от Байкала. Месторождения лежали на севере, но никто не знал, сколько там нефти, и плюс там «высокая сейсмика».
Я был убежден, что на севере Иркутской области, в Якутии нефти до 1 млрд тонн извлекаемых запасов и осваивать их нужно поэтапно, так как экономически неоправданно создавать сразу гигантскую инфраструктуру под такие небольшие запасы. Тем более что комплексное освоение этих территорий — перспектива 20–30 лет.
Надо понимать, что срок жизни трубы как раз 30 лет. Я был убежден, что труба в столь сейсмически активном и неосвоенном районе обойдется гораздо дороже, чем те $1,5 млрд, которые стоила бы «южная» труба (российская часть), и даже дороже тех $3,5 млрд, о которых говорила «Транснефть» (результат — $13 млрд), и полагал, что будет проще и выгоднее подключать северные месторождения к «южной» трубе «лапшой» (то есть трубами небольшого диаметра) по мере освоения запасов.
Я полагал, что поскольку запасы Восточной Сибири (без учета приморских месторождений, которые легче «зацепить» с востока) невелики, то нет смысла тянуть трубу до Находки. Ведь поставки на Восток из Западной Сибири слишком затратны.
Мне казалось разумным «районировать» сбыт: приморские месторождения — в восточные порты, восточносибирские — в Китай, западносибирские — в Европу и США (в том числе через Мурманск). При этом если бы запасы Восточной Сибири оказались бы существенно больше 1 млрд тонн (7 млрд баррелей извлекаемых), то можно было бы либо продлить трубу из Сковородино по нашей территории, либо по китайской в их глубоководные и менее «штормовые» порты.
С китайцами мы это согласовали. «Транснефть», конечно, хотела более капиталоемкий проект, но обосновать его целесообразность экономически не могла. Тогда в ход пошли идеологические штампы о «независимости от одного покупателя» и о «частной» трубе.
Очередная чушь. Даже обсуждать всерьез смешно, но мы разработали «чрезвычайную схему» работы на случай «коммерческого шантажа китайской стороны». Тем более она совсем не сложная.
А в отношении «частной» трубы прямо заявили: стройте сами, но по нормальному маршруту. Нам даже лучше — не надо тратить свои деньги. Но не втягивайте нас в авантюру с «северным маршрутом до Находки», мы такую трубу просто не сможем окупить!
Результаты: $13 млрд до Сковородино, еще $10 млрд — до Находки (вместо $1,5 млрд до Дацина). Качаем в Китай, запасы Восточной Сибири пока меньше 300 млн тонн. Тащим нефть из Западной Сибири. Тариф — убойный, компенсируем за счет бюджета путем отмены части «нефтяных» налогов. Все довольны.
Что же касается разговоров с Путиным на эту тему, то можете поверить: я более чем дипломатичен и вежлив даже по отношению к оппонентам, а уж по отношению к президенту страны…
Самое грубое, что я ему сказал на тему трубы, когда он мне сообщил об обещании «Транснефти» проложить маршрут до Находки за $3,5 млрд: «Вас обманывают». А про китайскую политику и разговоров не было, тем более наш посол в Китае (по-моему, Рогачев) — весьма авторитетный человек в МИДе и весьма разбирающийся в китайской проблематике консультировал и нас, и, думаю, Путина одновременно.
Так что если и был чей-то «интерес», то он лежал исключительно в сфере «освоения бюджетных капиталовложений», а не высокой политики.
Нас же интересовали только сроки и тариф. Монополия «Транснефти» на экспорт — это не физическая труба, а таможня и закон о «равном доступе». Закон, который, надо отметить, мы сами и проталкивали. Так что не слушайте мифотворцев.
Денис Косяков: Мы полностью разделяем мнение, что именно активность Ходорковского в освоении Восточной Сибири сыграла существенную роль в его дальнейшей судьбе. Я считаю, что, когда Ходорковский заявил о намерении строить частный корпоративный нефтепровод в Китай, на этом его песенка была спета. Потому что это монополия государства — труба у «Транснефти». Его планы затрагивали слишком многое. ЮКОС и так был у всех бельмом на глазу, потому что в самые тяжелые время, при самой низкой цене на нефть ЮКОС умудрялся снизить себестоимость добычи и транспортировки так, что все равно ухитрялся получать прибыль, пусть даже минимальную. Никто же рядом с ними не стоял.
Мы, конечно, плохо отнеслись к тому, что случилось. И дело не только в том, что наши совместные проекты пошли на спад. Просто из опыта общения с ЮКОСом, с сотрудниками, мне лично очень нравилось, как это все у них работало. Я специалист в области информационных технологий и на это обращал много внимания. И видел, насколько они продвинулись в сравнении с конкурентами в России. И мы видели, что люди идут в правильном направлении, в интересном. А из того, что он говорил, заявлял и хотел сделать, — какие к этому могли быть претензии, на самом деле? Никаких. Такое ощущение, что в какой-то момент у него возник пафос государственника, то есть он начал как-то так говорить, что надо это делать, потому что это надо не только нам, это нужно всем. Мне кажется, он менялся, у него явно постоянно расширялся горизонт предвидения, интереса. Он решал задачу и шел дальше и неизбежно выходил уже на вопросы государственного уровня развития. Может быть, вышел бы и на планетарный уровень: сохранения окружающей среды, экологии…
Чтобы закончить эту тему, вкратце о том, как дальше развивалась история с «трубами». 2 июня 2003 года Ходорковский, видимо, сдался и заявил, что труба Ангарск-Дацин будет строиться за счет государства, а не его компании, и подписал протоколы о намерении с «Транснефтью» и Внешэкономбанком о совместном поиске финансирования проекта. Для Ходорковского это дальше намерений не пошло, поскольку через четыре месяца его арестовали. Как только отпал конкурент, можно было не сомневаться, что затраты на трубу будут только нарастать на всех этапах — от проектного до строительства. Так и получилось. Знаменитый российский блогер Алексей Навальный, миноритарный акционер «Транснефти», утверждает, что в общей сложности по ходу истории «были украдены $4 млрд».
Через четыре дня после заявления Ходорковского о том, что труба будет государственной, 6 июня 2003 года депутат Государственной думы Владимир Юдин обратился с запросом в Генеральную прокуратуру по поводу законности приватизации принадлежащего Ходорковскому и его группе «Апатита», с чего в итоге и началось «дело ЮКОСа». 2 июля по этому делу арестовали и обвинили Платона Лебедева.
