Ай да Саша! Ай да молодец! И Екатерина дарит своему фавориту ещё одну коллекцию драгоценных камней. Он только молча выражает благодарность, он совершенно лишён жадности и скупости...
И летит Лагарпу в Рим приглашение приехать в Россию, воспитывать великих князей.
Как ни странно, Лагарп принимает это приглашение и в первый же день после приезда получает от Екатерины «Наставление», как растить великих князей, будущих монархов. С помощью Саши Ланского Екатерина разрабатывает как бы программу воспитания Александра и Константина. Прочитав её, Лагарп приходит в восторг. «Дети должны любить животных и растения, учиться ухаживать за ними... Категорически запрещается лгать, каждый случай лжи надлежит наказывать самым строгим образом. Цель воспитания — привить детям любовь к ближнему. Нужно научить разум учеников умению хладнокровно выслушивать чужие мнения, даже резко противоречащие их собственному... Приобретаемые ими знания должны позволить им хорошо понять свои княжеские обязанности. Главное — привить им хорошие нравы и добродетели и дать этим качествам укорениться. Остальное придёт со временем».
Как не восторгаться такой удивительной программой обучения и воспитания! Но пока что Лагарпу предлагается лишь учить их французскому да выводить на прогулки.
Лагарп в бешенстве: разве за этим — быть бонной — приехал он из Рима? Он пишет в совет по воспитанию молодых князей огромное письмо, где излагает свою программу воспитания и возмущается местом и качеством, в каком его вызвали в Россию...
Екатерина вовсе не возмущена. Это право человека — иметь своё мнение: либо ему дают полную свободу в воспитании, либо он укладывает свои пожитки и тут же возвращается в Швейцарию. И на полях записки Лагарпа она ставит своё резюме: «Тот, кто это написал, действительно способен на большее, чем обучение французскому языку».
И Лагарп остаётся в качестве воспитателя великих князей. Екатерина им не нахвалится, а Ланской старается подружиться с великим республиканцем...
Занятия с Екатериной, высокообразованной женщиной своего времени, их совместные изыскания в монастырской библиотеке, быстрые успехи в истории, искусстве и музыке скоро сделали Ланского одним из образованнейших людей своего времени. Теперь Екатерина уже не стеснялась слушать, как говорит он с иностранными послами, какие глубокие познания выказывает он при любом таком разговоре, и она гордилась им, словно мать, воспитавшая такого сына. Вообще в отношении Екатерины к Ланскому было много материнского, мягкого — того, что она не отдала своему сыну Павлу. Но Павел не относился к Ланскому, как ко всем другим фаворитам своей матери, — с ненавистью и недружелюбием. Он ценил мягкость и тактичность фаворита, даже узнавал через него, как идёт воспитание его сыновей, которых Екатерина отобрала у матери и отца в самом раннем возрасте, и Ланской стремился помирить мать с сыном, хотя понимал, что это безнадёжное дело — слишком уж ненавидели друг друга мать и сын, императрица и великий князь. Павел не мог простить ей смерть отца, отрешение его самого от трона, своё бессилие в государственных делах, и особенно ненавидел её бесконечных любовников, разорявших страну...
От своих фаворитов Екатерина требовала — не просила, не настаивала, но твёрдо требовала — участия в политических делах своего времени, как будто хотела ещё и мужской силой подкрепить свои женские указы и манифесты.
Но Ланского она не насиловала в этом отношении, она оставила ему на долю лишь участие в литературных направлениях и скупке произведений искусства да вокальные упражнения своего любимца. Для него она выписала из Италии композитора Сарти и долгими часами выслушивала его бесконечные оратории и кантаты. Музыку она не знала, не любила её, но ради Ланского сидела в музыкальной зале, мучаясь от зевоты и утомления. Только после окончания этих концертов любила она слушать, как Ланской разбирал все исполненные произведения по косточкам, говорил, как они сложены вместе и почему создают такое чарующее впечатление. Значит, не только Екатерина учила Ланского, но и он умел ей втолковать что-то...
Все свои средства, которые давала ему Екатерина, Ланской тратил лишь на приобретение произведений искусства и на пополнение своей библиотеки. Он читал столько, что не было при дворе ни одного человека, который был бы таким знатоком всех книжных новинок и умел бы так объяснить их содержание.
Может быть, именно потому, что Ланской стал завзятым книголюбом, он и дал совет Екатерине, которым она с радостью воспользовалась.
Только что в Россию после многих лет скитаний по заграницам вернулась княгиня Дашкова. Она бывала в домах прославленных философов, часами толковала с Дидро, слушала лекции известных мастеров в университетах Европы вместе с сыном, которому дала незаурядное образование.
И Ланской посоветовал Екатерине назначить эту выдающуюся женщину директором Академии наук. Екатерина вначале засомневалась, но потом оценила полезность совета. Уже много лет Дашкова была словно бы в оппозиции к Екатерине, ворчала, что ничего не получила от переворота 1762 года, что её обошли, что другие встали на её место, когда давали награды за участие в этой революции. Она ворчала и ворчала, и Екатерина была очень недовольна своей бывшей подругой.
Пожалуй, совет был хорош. Во-первых, давно было пора заменить расточительного и бестолкового Домашнева, при котором Академия впала в летаргический сон, а во-вторых, появилась прекрасная возможность заткнуть рот княгине Дашковой крупным куском.
На ближайшем же балу Екатерина отозвала в сторону, далеко от всех, Дашкову и предложила ей стать директором Академии.
Конечно же княгиня рассчитывала получить нечто большее — пост какого-нибудь министра, придворный пост, но Академия! Екатерина не дала ей возможности долго разговаривать.
— Лучше назначьте меня начальницей над своими прачками, — волновалась Дашкова.
Но Екатерина мягко сказала, что лучшего директора Академии она не видит: женщина, образованная и умная, деловая и хозяйственная — нет, никто лучше Дашковой не сможет вывести Академию из тупика.
И она отошла от княгини, а та помчалась домой и, даже не снимая бального платья, принялась строчить письмо с отказом. А потом поехала к Потёмкину и начала жаловаться, что ей предлагают не то место. В заключение она показала ему своё письмо.
Но Потёмкин отреагировал на него совсем не так, как рассчитывала Дашкова, — он просто взял и порвал его на мелкие кусочки.
Взбешённая княгиня поехала домой и снова села писать отказ, всё ещё не раздеваясь.
