За поздним обедом Александр, сидя рядом с Екатериной, подвинул ей стакан с золотистым напитком.
— Попробуй, зоренька моя, — шепнул он ей в самое ухо, чтобы не слышали все сидящие за столом — сановники и вельможи, внуки, их воспитатель Лагарп, фрейлины.
Екатерина удивлённо взглянула на фаворита. Почему-то показалось ей, что сегодня он выглядит усталым и бледным. Двор переехал лишь вчера, и она ещё не оставалась с ним наедине после переезда.
— Что с тобой, Саша? — затревожилась она.
— Да со мной всё в порядке, а вот попробуй моё изобретение...
Она подняла стакан, посмотрела на свет. Запах был странный, какое-то смешение ананаса, токайского вина и сильный — спирта.
— Отравишь? — улыбнулась она фавориту.
— Силы прибавится, едва попробуешь.
Ланской взял её за руку и подвинул стакан ближе к её губам.
Екатерина отпила глоток и заулыбалась.
— Действительно, вкусно. — Она оглядела Александра. — Сам придумал?
— Только чуть водки, немного токайского и ананасный сок. Мне нравится. А тебе?..
Она ещё отпила и, войдя во вкус, выпила весь стакан до дна.
Щёки её порозовели, и она почувствовала себя бодрой, удачливой и опять счастливо улыбнулась. Всё у неё было: радость от внуков, их шалостей и беготни, радость от извечного женского счастья — её любил, нет — боготворил совсем молодой человек, он давал ей силы жить и работать...
Слегка опьяневшая, Екатерина вышла в сад, опираясь на руку Ланского, и пробежала взглядом по распускающимся цветам и молодой зелени деревьев, уловила свежесть вечереющего дня и вспомнила, что и сегодня здесь не будет темноты — северные ночи уже наступили, и до утра мерцал в окнах сумеречный белесоватый свет.
«Как я счастлива, — подумалось ей, — как хорошо жить на свете, как прекрасен мой генерал Ланской и как я люблю его! Уже и не мыслилось, что встречу такое диво, такую любовь, такую чистоту помыслов. Поскорей надо начать готовиться к венцу. Саша будет рад...»
Они бродили по аллеям, упиваясь свежестью спускающегося белёсого сумрака. Александр держал руку Екатерины в своей руке.
Вдруг она почувствовала, как вздрогнула и чуть опустилась его рука. Она взглянула на него и поразилась: багровым румянцем залилось всё его лицо, а со лба капали крупные капли пота.
Екатерина вырвала руку из его руки, протянула ладонь к его лбу. Он горел.
— Быстро в постель, — приказала она и тут же распорядилась вызвать придворного доктора Вейкарта.
С трудом добрался Ланской до кровати и свалился комком, не имея сил раздеться. Сознание его помутилось.
Екатерина сидела на его постели, смотрела, как раздевают и укладывают это дорогое ей существо под тёплое одеяло, как приносят лёд и кладут его на голову.
Помутневшими глазами посмотрел Александр на Екатерину, и у неё сразу выступили слёзы.
— Всё будет хорошо, — шептала она, наклоняясь и целуя его потный горевший лоб, — сейчас придёт доктор, он осмотрит тебя, и ты скоро поправишься. Ты ведь такой сильный и здоровый...
Она шептала ему нежные слова, успокаивала и с нетерпением ожидала доктора. Екатерина вытирала Ланскому испарину, целовала горящие багровые щёки, приглаживала мокрые завитки белокурых волос и всё шептала и шептала.
Старый обрюзгший доктор Вейкарт не заставил себя ждать. Он вошёл, положил свой саквояжик на столик у окна и обернулся к больному.
— И это доктор? — засмеялся через силу Ланской. — Да у него самого спина круглая, а он её не выпрямил — какой же он после этого доктор?
Вейкарт засопел, присел возле кровати на стул и начал раздевать больного.
— Щекотно, доктор, — снова засмеялся Ланской, — и не щекочите меня своим длинным носом...
Засмеялась и Екатерина. Действительно, Вейкарт так наклонялся к самому сердцу больного, что мог уткнуться в его тело носом. Было очень смешно.
Но Вейкарт не обижался на шутки и издёвки Ланского. Он тщательно осматривал его, слушал, прижавшись к груди, сердце, простукивал спину и грудь.
Уже к концу осмотра Ланской ослабел и лишь обессиленно вздыхал, глядя на доктора.
Вейкарт осмотрел больного, закрыл свой крохотный саквояжик и поднял глаза на Екатерину. Она поняла, что свой диагноз он скажет только ей...
Они вышли в приёмную залу, и Вейкарт обеспокоенно наклонился к императрице. Она ждала слов старого врача, глядя на его посуровевшее лицо.
— У него злокачественная лихорадка, — сказал Вейкарт и, немного помолчав, добавил: — Он от неё умрёт...
Изумлению Екатерины не было предела.
— Доктор, да вы что! — воскликнула она. — Он же так здоров, так молод и обладает такой силой — как может он умереть от какой-то лихорадки?
— Если не верите моему диагнозу, — ощетинился Вейкарт, — пригласите других докторов, пусть они скажут вам, что с генералом Ланским...
— Конечно, я последую вашему совету, — строго проговорила и Екатерина, — но вы лучше знаете Сашу, вы всегда были его доктором, скажите же мне, неужели нет никакой надежды?..
Вейкарт всё ещё был обижен, но уже смягчился, видя, какое горе причинил он императрице своими словами.
— Могу сказать вам только одно: генерал Ланской слишком увлёкся препаратом «стимулятор кантаридес»...
Екатерина удивлённо посмотрела на доктора.
— Как вы сказали, какой стимулятор?
— Разве вы не знали?
— Знала, что он принимал какие-то порошки, но что это был за стимулятор, не представляю...
— Это шпанские мушки...
— А, это... Но ведь не может же быть, чтобы этот порошок вызвал такую болезнь?
Вейкарт почесал свой длинный нос.
— Нет, конечно. Если не злоупотреблять им, он может и не вызывать нежелательных побочных эффектов. Но слишком долгое и частое употребление его способно привести к очень грустным последствиям...
— Но ведь он заболел не от порошков?
— Нет, конечно, нет, но их деятельность в организме снижает степень его сопротивляемости. Таким образом, можно сказать, что организм генерала Ланского очень истощён и может последовать летальный исход...
— Хорошо, доктор, — уже устала от этого спора Екатерина. — Приходите, когда найдёте нужным, найдите все лекарства, необходимые больному, и помогите, помогите...
У неё опять навернулись на глаза слёзы, и Вейкарт поспешил уйти.
Императрица пригласила к постели Ланского и других докторов — придворного врача Роджерсона, именитых знатоков медицины города. Все они в один голос подтвердили диагноз Вейкарта...
Екатерина потребовала поставить у постели Ланского мягкое кресло и не выходила из его комнаты почти две недели.
