Ознакомительная версия.
На сражении побито и перетонуло изменников такое великое множество, что трупами их Большая река запрудилась, а с российской стороны три человека убито да несколько ранено. Сия победа тем наиначе важна была, что все большерецкие острожки [, которых считалось до 19,] без боя покорились и стали ясак давать по-прежнему.
Ходили же бунтовщики и в Курильскую землицу, были за проливом на первом Курильском острове и жителей тамошних в ясак обложили, а до того времени никто не бывал на острове Курильском.
Между тем в 1711 году приехал на смену Осипу Миронову казачий десятник Василий Севастьянов, он же Щепеткой, не ведая об убийстве трех приказчиков, ибо отписки не дошли еще до Якутска при его отправлении, и собирал ясак в Верхнем и в Нижнем острогах, а в Большерецком – главный бунтовщик Анциферов, который под видом должности своей сам приезжал в Нижний острог с большерецкою ясачною казною, однако в таком числе своей партии, что мог быть безопасен от тюрьмы и от следствия, чего ради и отпущен от Щепеткого на Большую реку паки сборщиком.
На обратном пути по Пенжинскому морю привел он в ясачный платеж Конпаковой и Воровской реки изменников, которые отложились было за несколько времени, но в 1712 году в феврале месяце и сам убит от авачинских изменников обманом, ибо как он в 25 человеках на Авачу поехал, а иноземцы о том сведали, то сделали они крепкий и пространный балаган с потайными подъемными дверями для его принятия.
С приезда приняли его честно, отвели в помянутый балаган, дарили щедрою рукою, довольствовали, богатый ясак платить обещались без прекословия и дали несколько человек в аманаты из людей лучших, но следующей ночью сожгли их в помянутом балагане купно со своими аманатами.
Злобу, какую имели камчадалы на служивых людей, можно видеть по речам помянутых аманатов их, ибо сказывают, что при зажжении балагана камчадалы кричали им, поднимая двери, чтоб они, как можно, вон выбросились, но аманаты ответствовали, что они скованны, и приказывали жечь балаган, не щадя себя, токмо бы служивые сгорели.
Таким образом бунтовщичий атаман Анциферов с некоторыми смертоубийцами предупредил казнь свою, доказав смертью своею истину пословицы, которую бунтовщики обыкновенно употребляли: что на Камчатке можно прожить семь лет, что ни сделаешь, а семь-де лет прожить, кому Бог велит.
И правда что до проведения пути Пенжинским морем, за дальним расстоянием, и трудным проездом чрез землю немирных коряков, в пересылке репортов в Якутск и в получении указов проходило много времени, что бездельникам оным подавало немалый повод к наглостям.
По смерти Данилы Анциферова не такая уже, как видно, опасность была приказчикам от бунтовщиков, ибо Щепеткой нарочных посылал в Верхний острог, чтоб ловить убийц, где попадутся, при котором случае один и пойман, и в Нижнем остроге разыскан и во многих злоумышлениях, кроме убийства трех приказчиков, винился, а именно: что намерены они были разбить Верхний и Нижний Камчатские остроги, приказчика Щепеткого убить, ясачную казну и многих прожиточных служивых людей пограбить, а потом уйти на острова и поселиться; чего ради и Анциферов приезжал к Щепеткому не столько для отдачи ясачной казны, как для похищения собранной и для его убийства, однако за многолюдством служивых противной стороны, предприятия своего в действо произвести не отважились.
Щепеткой, оставив в Верхнем приказчика Константина Козырева, а в Нижнем Федора Ярыгина, отправился с Камчатки в 1712 году июня в 8 день и шел с камчатскою казною по Олюторскому морю до Олюторскюй реки и вверх оной реки 4 дни и, не доходя за 2 дня до Глотова жилья, остановился, для того что выше того, за мелью реки и за быстротою, судами идти не можно было.
Для защищения казны от олюторов огородился он, за оскудением леса, вместо острога земляными юртами, ибо олюторы на дороге с ними бой имели, а тогда по всякий день приступ чинили. В остроге сидел он с 84 человеками команды своей генваря до 9 числа 1713 года.
Между тем послал он нарочных в Анадырск с требованием помощи и подвод для перевоза ясачной казны, которая помощь, в 60 человеках состоящая и довольном числе оленей, под казну ему и прислана.
Таким образом ясачная казна едва спаслась от немирных коряков; в Якутск дошла она в генваре месяце 1714 года, а в вывозе не было ее, за объявленными бунтами и замешательствами и за трудным от коряков проездом с 1707 года по самое объявленное время; было же ее всяких сборов прежних приказчиков: 332 сорока соболей, 3289 лисиц красных, в том числе семь бурых, сорок одна сиводущатая да морских бобров 259.
По выезде с Камчатки Василия Щепеткого взбунтовал Верхнего Камчатского острога заказчик Киргизов и, собравшись со служивыми людьми того острога, приплыл батами в Нижний Камчатский острог, мучил тамошнего заказчика Ярыгина свинцовыми кистенями и клячем вертел ему голову, пожитки его разграбил и разделил со своими служивыми; такое ж несчастье претерпели тамошний священник и несколько казаков нижне-шантальских, которых они били и поднимали на дыбу; чего ради Ярыгин принужден был команду оставить и в монахи постричься, а острог сдал служивому Богдану Канашеву, который правил оным до вторичного прибытия Василия Колесова, что прежде был казачьим пятидесятником, но тогда уже был пожалован дворянином по московскому списку.
А Киргизов, подговорив к себе в злоумышление 18 человек нижне-шантальцев, возвратился в Верхний Камчатский острог и был страшен Нижнему острогу долгое время, не токмо до приезда приказчика Колесова, но и в бытность оного.
Помянутый Колесов отправлен из Якутска на смену Василию Севастьянову в 1711 году, а в Нижний Камчатский острог приехал сентября 10 числа 1712 года, получив на дороге указ о розыске бунтовщиков, кои убили трех приказчиков, по которому указу два человека смертью казнены, иным были вставлены клейма.
Есаул их Иван Козыревский, который по смерти атамана Данилы Анциферова был в Большерецке приказчиком, с большею частью единомышленников штрафованы.
Но последнего бунта начальник Киргизов не токмо не пошел под суд к Колесову, но и острога ему не отдал, а притом угрожал быть в Нижний острог и, взяв пушки, сбить двор его, по которому обещанию и приехал в 30 человеках своей партии, в то самое время, как большерецкие казаки приехали к следствию, однако не мог совершенно исполнить своего предприятия.
Колесов, опасаясь обеих партий, не приказал было въезжать им в острог многолюдством, но Киргизов, несмотря на то, стал на квартиру и содержал у себя денно и нощно караул крепкий.
Между тем подзывал нижне-шантальских казаков в сообщение и с угрозами требовал от приказчика указа, чтоб ехать ему для проведывания морского Карагинского острова, однако и казаки к нему не пристали, и указа не дано, чего ради возвратился он в Верхний острог без всякого успеха и вскоре потом от своих сообщников лишен команды и посажен в казенку, ибо оные, видя постоянство нижне-шантальских служивых и не имея никакой надежды, чтоб, сделав суда, мимо Нижнего острога проплыть в море, разделились на две партии, из которых одна держала Колесову сторону, а другая стояла за Киргизова; но первая верх одержала.
Ознакомительная версия.
