Однако как много общего у теории естественного отбора (приводящей к мутации видов живых существ), теории классовой борьбы (приводящей к изменению социальной структуры общества) и еще одной великой теории XIX века — теории термодинамики (приводящей к изменению состояния материи)! Во всех трех говорится о ничтожных вариациях и мощных скачках; о времени, утекающем необратимо — к хаосу, как говорил Карно; к свободе, как считал Маркс; к лучшей приспособляемости, как утверждал Дарвин. Приспособляемость свободы к хаосу — вот что объединяет Карно, Маркса и Дарвина, трех гигантов этого века.
«Анти-Дюринг» на французском языке печатался частями в газете Жюля Геда с 16 июня по 4 августа 1880 года и имел большой успех. В тот самый момент, когда учение, которое начали называть «марксизмом», было отражено в десятках газет и книг, его комментировавших, самого Маркса начали обожествлять: его друг Фридрих заказал тысячу двести экземпляров фотографии Маркса и велел ему их подписать: «С дружеским приветом, Карл Маркс. 27 июня 1880 г.». «Маркс, — писал Энгельс, — изображен на ней во всем своем олимпийском величии и с обычными для него радостью жизни и верой в победу». Один экземпляр этой фотографии позже попадет к Ленину. Началась иконографическая пропаганда. Наметились очертания новой религии. Маркс не возражал.
Осенью 1880 года Лонге вернулся в Париж, пока без Женнихен и детей (у них было тогда трое малышей). В ноябре он побывал на съезде французской Рабочей партии Жюля Геда в Гавре.
В конце года анархисты, собравшиеся в Швейцарии, в Шоде-Фон, снова предложили выйти за рамки законной деятельности и перейти в подполье. Нечаев, представлявшийся, как и Гильом, преемником Бакунина, заявлял, что революционер «не должен бояться не только крови, но и грязи, и должен уметь обращать на пользу революции ложь и клевету, подлоги и шантаж, убийство и насилие».
В России случилось то, что должно было случиться: в воскресенье 13(1) марта 1881 года, во время смены караула, четыре участника покушения под командованием народоволки Софьи Перовской убили Александра И. Его сын, ставший в тридцать шесть лет Александром III, ослабил либеральные реформы. Во время его правления русифицировались окраины империи и возрос антисемитизм.
В важном и чрезвычайно обдуманном (сохранилось три черновика) письме, написанном в это время русской революционерке Вере Засулич, Маркс пришел-таки к выводу о возможности в России прийти к социализму, минуя стадию капитализма: «Россия — единственная европейская страна, в которой „земледельческая община“ сохранилась в национальном масштабе до наших дней. Она не является, подобно Ост-Индии, добычей чужеземного завоевателя. В то же время она не живет изолированно от современного мира <…>. С другой стороны, одновременное существование западного производства, господствующего на мировом рынке, позволяет России ввести в общину все положительные достижения капиталистического строя, не проходя сквозь его кавдинские ущелья». Именно за это письмо — и только за него — уцепятся те, кто вознамерится построить коммунизм «в одной отдельно взятой стране» вместо капитализма, а не после него. Мы увидим, что два года спустя Маркс внесет уточнение, как бы предвидя такое толкование: революция в России может иметь успех только в рамках мировой революции.
Тем временем в Германии социалистическая партия, запрещенная три года тому назад, снова была разрешена. Она возродилась под руководством Либкнехта и Августа Бебеля, с которыми сблизился молодой Каутский. Бернштейн стал в Цюрихе главным редактором партийного еженедельника «Социал-демократ» и проповедовал классовую борьбу, чтобы поскорее покончить с буржуазным обществом: изначально приняв учение Маркса в штыки, теперь он курил ему фимиам.
В Париже приняли законы о бесплатном начальном образовании и о свободе собраний; после смерти Флобера был издан оставшийся незаконченным роман «Бувар и Пекюше», где герои ведут отчаянные поиски универсального знания, напоминающие искания Маркса, мирового духа. Женни Лонге приехала к мужу. Месяцем позже Поль Лафарг тоже поселился во французской столице, сначала без Лауры. В тот же момент молодой Каутский отправился в Лондон, где познакомился с Карлом, Элеонорой, Лаурой и Энгельсом. Вернувшись в Вену, он обручился с венской санитаркой, некоей Луизой Штрассер, и женился на ней. Мы увидим, что и тот и другая сыграют важную роль в распоряжении наследием Маркса.
Карл заинтересованно следил за основанием в Лондоне Лондонской демократической федерации неким Генри Майерсом Гайндманом. Элеонора воодушевилась; она записалась туда и представила отцу Гайндмана, который так описывает их встречу: «Поначалу его агрессивность, нетерпимость и интеллектуальное начало брали верх; только потом проявлялись симпатия и природная доброта, скрывавшиеся под его грубоватой внешностью». Марксизм потихоньку просочился в английскую политическую жизнь. Мы увидим, что его влияние на британских «левых» будет очень незначительным.
Карл по-прежнему интересовался Индией и отмечал, что в Европе еще не осознали, что в этой стране свирепствует жестокий голод, а ведь веком раньше, во время голода в Бенгалии в 1770 году, общественное мнение в Лондоне и Париже было возмущено. Он объясняет появление этого безразличие совершенствованием колониальной пропаганды.
Он по-прежнему увлекался техническим прогрессом, бывшим в его глазах настоящей революцией; так, его заинтересовали идея Фернана Фореста использовать бензин в качестве топлива для четырехтактного двигателя и первый электрический трамвай, пущенный в Берлине. Он работал над множеством прожектов по естественным наукам, математике, истории техники; исписал четыре толстые тетради заметками о «всемирной истории». Его обуревало все то же желание написать историю политической экономии, чтобы вернуться к ее истокам. Он теперь взялся уже не за два, а за три дополнительных тома «Капитала»: последний был посвящен истории экономических учений.
В ноябре 1881 года болезнь Женни приняла серьезный характер. Ей поставили диагноз: рак печени. Карл тоже был так болен (перитонит в сочетании с плевритом), что лишь один раз смог подняться с постели, чтобы зайти в соседнюю комнату, где находилась его жена. Лафарг пишет: «Во время последней болезни его жены он не мог заниматься обычной научной работой; ему удавалось выбраться из тягостного состояния, в которое его повергали страдания его супруги, лишь погрузившись в математику. Именно в тот период нравственных мучений он написал работу об исчислении бесконечно малых — очень ценную, как уверяли познакомившиеся с ней математики». Эта работа не была опубликована и доподлинно неизвестно, существовала ли она.
