В Америке совсем нет инженеров на железных дорогах и при моих работах по прочности пути у берегов Тихого океана, специалиста, знающего кое‑что о напряжениях, приходилось вызывать из Чикаго. Такой порядок мог существовать и можно было ограничиваться грубым эмпиризмом пока условия движения изменялись медленно. Когда же начали вводить электрические и нефтяные локомотивы и резко увеличились нагрузки, то, конечно, и в Америке пришлось обратиться к образованным инженерам.
После общих разговоров приступили к осмотру Института. Соединительными коридорами прошли в старое знакомое мне здание Института и начали с осмотра Механической Лаборатории, в которой пятьдесят шесть лет тому назад (1902) я начал мою лаборантскую службу. Машинный зал остался прежним, но после войны в него втиснули несколько новых машин, захваченных у немцев. И машины, и измерительные приборы были знакомого мне образца. Ничего нового, оригинального я не заметил.
После лаборатории посетили другие помещения. Мне особенно хотелось видеть библиотеку. Ведь в первую треть девятнадцатого века ряд профессоров Института были французами. Тут начинали свою научную карьеру знаменитые Ламэ и Клапейрон и я надеялся повидать их ранние труды. Но мои надежды не осуществились. Помещение библиотеки ремонтировалось и все было закрыто. После осмотра, директор пригласил всех к завтраку, организованному в одной из комнат лаборатории. Появились два новых лица. Я их узнал. В мое время это были молодые начинающие преподаватели — теперь седые старики.
После завтрака директор предложил посмотреть студенческие работы. Приближались выпускные экзамены и студенты были заняты заканчиванием дипломных проектов. В Институте теперь студенты подразделяются на несколько специальностей. Мы зашли в чертежную студентов специализирующихся по мостам. Чертежной им служит теперь бывший актовый зал Института. В мое время зал был украшен портретами Императора Александра I, основателя Института и Николая II. По другой стене располагались портреты министров путей сообщения, непосредственных начальников Института. К третьей стене был прикреплен ряд мраморных досок, на которых были вырезаны имена студентов, окончивших Институт первыми по успехам. Ничего этого теперь здесь не было. Портреты были убраны. Мраморные доски сорваны со стены и места прикреплявших их крючков были грубо замазаны цементом. Революционные власти не любят никаких отличий, полученных при старом режиме.
Теперь актовый зал заполнен чертежными столами и развешенными законченными чертежами. Директор предложил мне проэкзаменовать нескольких студентов, что я и сделал. Оказалось, что проект моста разрабатывается теперь полнее, чем в наше время. Мы получали задание выполнить проект моста заданного типа и заданного пролета. Это задача строительной механики. Теперь студент получает более сложную задачу. Ему дается план реки и чертежи в горизонталях той местности, где должен быть построен мост, и он должен выбрать наиболее выгодное место для пересечения реки и наиболее экономный тип моста. Для этого, конечно, приходится рассматривать целый ряд вариантов и решений этой задачи. Только после утверждения выбранного варианта руководителем проекта студент переходит к расчету и конструированию моста. Когда проект готов, студент должен составить подробную записку о производстве работ по сооружению опор и по сборке моста. Конечно, все это более поучительная задача, чем то, что делалось в наше время.
Из ответов студентов я убедился, что они ясно понимают выполненную ими задачу и обладают хорошими познаниями в области мостов. Безусловно они лучше подготовлены к решению практических задач, чем в наше время были мы. После этого директор попросил меня сказать несколько слов студентам. Я отметил прекрасную подготовку, которую они получили в области мостов и пожелал им успеха в будущей практической деятельности. Отметил также, что в наше время, женщин в Институт не принимали, а вот теперь среди оканчивающих примерно треть — барышни. Слово «барышни» произвело неожиданный эффект — все громко рассмеялись. Оказалось, что это слово теперь не употребляется. Нужно было сказать «девушки».
После осмотра Института, предстояло в этот день еще два дела. Но телефону мне сообщили, что в Институте по изучению полупроводников меня ждет А. Ф. Иоффе, мой товарищ по Роменскому реальному училищу, а вечером намечалась встреча с группой профессоров в «Доме Ученых». Отправился к Иоффе. Его Институт устроился в одном из дворцов на набережной Невы. Иоффе имел квартиру при Институте и, так как Институтом я не интересовался, мы отправились в его квартиру. В последний раз я видел Иоффе в 1926 году. За тридцать два года он сильно изменился и из полного сил энергичного человека обратился в дряхлого старика. О своей жизни и о положении дел в России он, видимо, говорить не хотел. Говорил о работе Института и о планах своей дальнейшей научной работы. Для меня было ясно, что выполнить эти планы он уже не сможет. Я у него долго не оставался — это был уже не тот Иоффе, которого я когда‑то знал.
Отправился в свой отель, где меня уже поджидал Давиденков, чтобы вместе пойти в Дом Ученых. Это учреждение, организованное при содействии Максима Горького в первые годы революции, тоже устроилось в одном из дворцов на берегу Невы. Чудесное здание содержится в полном порядке. Мы поднялись по красивой лестнице в приемный зал. И лестница, и зал украшены картинами известных художников. Видно великим князьям хорошо жилось в Царской России.
Постепенно собрались и приглашенные ученые. Среди них встретился и один из старых знакомых — морской инженер, с которым приходилось встречаться еще во времена моей консультационной работы на заводах русского флота. Ему, очевидно, царская военная служба не помешала наладить хорошие отношения с революционной властью и сейчас он состоит членом Русской Академии Наук.
Когда приглашенные собрались, всего душ тридцать, мы уселись у длинного стола и начались разговоры и чаепитие. Все интересовались Америкой и особенно инженерными школами в этой стране. Всем было непонятно, как может процветать инженерное дело при весьма слабой постановке инженерного образования. Им была мало известна роль, какую играют в развитии американской техники инженеры с европейским образованием.
Разговоры тянулись часа три и мы разошлись уже после десяти. Но на дворе было еще совсем светло. Были петербургские «белые ночи» и уличные фонари не горели. Мы с Давиденковым решили пройти к моему отелю пешком. Шли по набережной. Любовались памятником Петру I. Прошли мимо Исаакиевского Собора. Все пройденное расстояние было с версту, ходьба видимо утомляла Давиденкова и он иногда останавливался, чтобы перевести дух — его сердце уже ослабело.
