— Позвони мне после этого турнира.
Она дает мне номер мобильного. Я записываю его на бумажной салфетке, целую ее и укладываю в свою спортивную сумку.
Дойдя до полуфинала, играю с Рафтером. Побеждаю его в трех сетах. Мне нет нужды интересоваться, с кем я встречаюсь в финале. Это Пит. Как обычно. Я, пошатываясь, возвращаюсь домой, принимаю бодрящий душ, ем и ложусь спать. Но тут звонит телефон. Я уверен, что это Штефани: хочет пожелать мне удачи в матче с Питом, подтвердить нашу встречу в Сан-Франциско.
Но это Брук. Она в Лондоне, хочет зайти в гости.
Едва я успел повесить трубку, как Перри уже возник у меня за спиной:
— Андре, скажи, что ты отказался. Скажи, что ты не позволишь этой женщине явиться сюда.
— Она придет. Утром.
— Перед тем как тебе играть в финале Уимблдона?
— Все будет хорошо.
ОНА ПРИЕЗЖАЕТ В ДЕСЯТЬ в огромной британской шляпе, украшенной пластиковым букетом, с широкими свисающими полями. Я устраиваю ей экскурсию по дому, мы сравниваем его с жилищами, которые нам доводилось снимать в прежние времена. Интересуюсь, не хочет ли она выпить.
— У тебя есть чай?
— Конечно.
Я слышу, как Брэд кашляет в соседней комнате. Я знаю, что означает этот кашель. Сегодня вечером — финальная игра. Спортсмен ни в коем случае не должен менять свой график в утро перед финалом. Во время турнира я каждое утро пил кофе. Значит, я должен выпить кофе и сейчас.
Но я хочу быть хорошим хозяином. Завариваю чай в чайнике, и мы пьем его за столом возле кухонного окна. Болтаем о пустяках. Я интересуюсь, хочет ли она что-нибудь сообщить мне. Она говорит, что скучает. Она пришла, чтобы сообщить мне об этом.
На углу стола Брук обнаруживает стопку журналов — несколько экземпляров последнего номера Sports Illustrated с моим портретом на обложке. «Неожиданный Андре» — гласит заголовок (совершенно неожиданно я, кажется, начинаю ненавидеть это слово — «неожиданный»). Это прислали организаторы турнира, объясняю я ей: они хотят, чтобы я подписал несколько экземпляров для болельщиков и персонала турнира.
Брук, взяв журнал, разглядывает мое фото. Я наблюдаю за ней и вспоминаю тот день, тринадцать лет назад, когда мы с Перри сидели у него в спальне, оклеенной сотнями обложек Sports Illustrated, и мечтали о Брук. А теперь — вот она, здесь, и на обложке Sports Illustrated — мой портрет, Перри — бывший продюсер ее телешоу, и мы едва в состоянии сказать друг другу несколько слов.
— Неожиданный Андре, — зачитывает она заголовок вслух.
Она смотрит на меня со значением:
— Ох, Андре!
— Что?
— О, Андре, мне так жаль!
— Почему?
— Сегодня — твой звездный час, а они продолжают писать обо мне.
ШТЕФАНИ ТОЖЕ ВЫХОДИТ В ФИНАЛ, где проигрывает Линдси Дэвенпорт. Кроме того, она с Макинроем участвует в соревнованиях в парном разряде. Они доходят до полуфинала, но Штефани снимается из-за травмы подколенного сухожилия. Когда я в раздевалке готовлюсь к матчу с Питом, Макинрой как раз рассказывает игрокам, что Штефани бросила его в заведомо проигрышной ситуации.
— Ну и сука! — возмущается он. — Сама захотела играть со мной в парном разряде, и вот мы в полуфинале, а она соскакивает, представьте себе!
Брэд кладет руку мне на плечо. Спокойно, чемпион.
Игру с Питом я начинаю агрессивно. Мысли разбегаются: как Мак мог сказать такое о Штефани? Что это за дурацкая шляпа была на Брук? Но каким-то невероятным образом я при этом демонстрирую решительную игру. Счет в первом сете — 3–3. Пит подает при 0-40. Тройной брейк-пойнт. Я вижу, как Брэд смеется, бьет Перри по плечу, кричит: «Давай! Пошел!» Я начинаю думать о Борге — последнем, кто мог бы выиграть подряд Чемпионат Франции и Уимблдон, а у меня такая победа уже почти в кармане. Я представляю, как Борг вновь звонит мне с поздравлениями: «Андре? Это я, Бьорн. Очень тебе завидую».
Пит возвращает меня с небес на землю. Две подачи, которые невозможно взять. И вновь подача навылет. Гейм, Сампрас.
Я смотрю на Пита в изумлении. Никто в мире никогда еще так не подавал. Ни один теннисист за всю историю не смог бы взять эти подачи.
Он обыгрывает меня в трех сетах, заканчивая матч двумя подачами навылет — словно венчая плавное концертное выступление двумя громкими, резкими аккордами. Этот матч прервал серию из четырнадцати победных игр в турнирах Большого шлема — такая череда выигрышей у меня случалась крайне редко. Однако в историю он войдет как шестая победа Пита на Уимблдоне, подарившая ему двенадцатый в карьере Большой шлем: это рекорд, который, разумеется, будет записан на скрижалях истории. Позже Пит рассказал мне: он никогда не видел, чтобы я бил по мячу так сильно и чисто, как в первых шести геймах. Именно это заставило его усилить игру и увеличить скорость подачи еще на тридцать два километра в час.
В раздевалке мне предстоит стандартный допинг-тест. Я очень хочу писать и еще больше — скорее добраться до дома и позвонить Штефани, но мне приходится ждать: мочевой пузырь у меня, как у кита. Кажется, это никогда не закончится.
Бросив сумку в главном зале, кидаюсь к телефону, как на мяч соперника. Трясущимися пальцами набираю номер. Автоответчик. Я оставляю сообщение: «Привет, это Андре. Турнир закончил. Проиграл Питу. Сочувствую тебе по поводу проигрыша Линдси. Позвони мне, когда сможешь».
Жду. День заканчивается. Звонка нет. Второй день. Телефон молчит.
Я смотрю на него в упор и заклинаю: «Позвони!»
Вновь набираю ее номер, опять оставляю сообщение на автоответчике. Ничего.
Я снова лечу на Западное побережье. Едва успев приземлиться, проверяю свой автоответчик. Ничего.
Отправляюсь в Нью-Йорк на благотворительное мероприятие. Там проверяю автоответчик каждые пятнадцать минут. Ничего.
Здесь мы встречаемся с Джей Пи — и отправляемся в загул: в P.J. Clarke’s и в Companola. И тут и там нас встречают овациями. Я вижу своего приятеля, Бо Дитла, бывшего полицейского, переквалифицировавшегося в телеведущего. Бо сидит за длинным столом в компании друзей: Русского Майка, Шелли Портного, Аля Томата и Джо Сковородника. Они буквально затаскивают нас в компанию.
Джей Пи спрашивает Джо Сковородника, откуда у него такое прозвище.
— Люблю готовить! — отвечает тот.
Мы все разражаемся хохотом, когда у Джона звонит телефон и тот рявкает в трубку:
— Сковородник слушает!
Бо рассказывает о вечеринке, которую собирается устроить в выходные в Хэмптонсе и настойчиво приглашает нас с Джей Пи.
— Сковородник сам встанет к плите, — говорит он. — Назовите ему свое любимое блюдо, абсолютно любое, и он приготовит его.
Я вспоминаю о четверговых вечерах в доме Джила — давным-давно, сто лет назад.
