А как же иначе! Виктор Семенович всегда был уверенным в себе и если колебался, то не показывал вида. Его сильной воле можно было бы позавидовать многим и теперь.
Думаю, что он прекрасно оценивал ситуацию вокруг себя, но каких-то вещей в принципе знать не мог. Потому что знать все не дано никому.
Абакумов знал или мог знать о стремлениях Берия и Маленкова устранить его. Но он не мог даже и предполагать, какими средствами для достижения своей цели воспользуются его враги. А такая возможность для них представилась очень скоро…
Как считает автор книги «Первый председатель КГБ Иван Серов» Н. Петров, «есть явные признаки, свидетельствующие о потере Абакумовым доверия Сталина. Так, в феврале 1950 года он поручил Г. М. Маленкову организовать «особую тюрьму» для «самых важных политических обвиняемых», которая находилась бы не в системе МГБ, а в подчинении Комитета партийного контроля при ЦК ВКП(б). При этом не следователи МГБ, а сотрудники партийного аппарата сами вели следствие по делам этих арестованных. Есть свидетельства, что и Серов играл важную роль в организации этой тюрьмы.
Весной 1950 года Сталин неожиданно высказал Абакумову свои соображения о необходимости ареста начальника отдела «ДР» (диверсионной и террористической работы) МГБ генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова, его заместителя генерал-майора Н. И. Эйтигона и ряда других ответственных работников МГБ. Абакумов, к неудовольствию вождя, не только проявил нерешительность в этом вопросе, но, хуже того, поделился своими сомнениями с Берией.
Позднее Берия, будучи уже арестованным, сам рассказал об этом эпизоде, проливающем дополнительный свет на предысторию арестов в МГБ:
«…в 1950 году в середине или начале года Абакумов, будучи у меня в Совете Министров по другим вопросам, рассказал, что он имеет указание И. В. Сталина арестовать Судоплатова, Эйтигона и ряд других сотрудников. Абакумов не сказал мне, за что их надо арестовать. Для меня было ясно, что арест Судоплатова означал его уничтожение. Поэтому я сказал Абакумову, чтобы он еще раз поговорил со Сталиным, тем более что причин ареста Судоплатова Абакумов не назвал. Я сказал Абакумову: «Я бы на твоем месте сохранил Судоплатова и не дал бы уничтожить».
Другой демарш Сталина против Абакумова и его всевластия в аппарате МГБ лежал в организационной плоскости. В январе 1950 г. Сталин решил создать в МГБ Коллегию и дал соответствующее указание Абакумову. По замыслу Сталина этот коллегиальный орган управления министерством усилил бы контроль за деятельностью Абакумова и помог бы растворить его амбиции. Первоначальные предложения были подготовлены Абакумовым и С. И. Огольцовым еще 31 января 1950 г. и направлены Сталину. В их письме, в частности, содержалось предложение направить в МГБ «одного-двух крупных партийных работников, имея в виду, чтобы они были также членами Коллегии МГБ СССР». За предыдущие 3 года, писалось далее, в МГБ было направлено 540 партийно-советских работников, но при этом «среди них нет работников крупного масштаба с широким кругозором, которых можно было бы иметь в числе членов Коллегии МГБ СССР». Но Сталин почему-то не торопился с решением и дал время Абакумову конкретизировать предложения.
Второй вариант (и окончательный) письма Абакумова Сталину о создании Коллегии МГБ СССР, увеличении числа заместителей министра до 7 человек и кадровых перемещениях руководящего состава, был подготовлен 2 августа 1950 г. К нему уже был приложен и проект постановления Политбюро ЦК. Однако решение о создании Коллегии МГБ было принято почти через полгода — 31 декабря 1950 г., лишь после возвращения Сталина из очередного длительного отпуска, в котором он находился с 11 августа по 21 декабря 1951 года. Вероятнее всего, он просто не успел принять решение до отъезда, и вряд ли проволочка в этом деле связана с решением Сталина дождаться окончания «Ленинградского дела», как об этом иногда пишут».
Благодаря сохранившимся тетрадям (журналам) записей лиц, принятых И. В. Сталиным с 1924 по 1953 год, несложно проследить отношение вождя к Виктору Семеновичу Абакумову, а именно насколько последний был ему нужен по каким-то рабочим либо чрезвычайным вопросам. Происходило это так.
В 1943 г. Сталин принял Абакумова восемь раз: 31 марта, 13 апреля, 15 апреля, 18–19 апреля, 21 апреля, 31 мая, 5 июня, 15 июня.
В 1944 г. он принял его трижды: 21 февраля, 31 июля, 13 декабря.
В 1945 г. один раз: 17 декабря.
Зато в 1946 г. восемь раз: 23 февраля, 2 марта, 22 апреля, 24 апреля, 10 мая, 18 мая, 19 июня, 7 сентября.
В 1947 г. восемнадцать раз: 8 января, 29 января, 22 февраля, 19 марта, 17 апреля, 25 апреля, 21 мая, 30 мая, 17 июня, 25 июня, 9 августа, 14 августа, 21–22 ноября, 8–9 декабря, 19 декабря, 23 декабря (дважды), 27 декабря.
В 1948 г. четыре раза: 10 января, 1 апреля, 26 апреля, 24 декабря.
В 1949 г. двенадцать раз: 3 января, 7 января, 10 января, 27 января, 14 февраля, 11 апреля, 25 апреля, 24 мая, 20 июня, 13 июля, 23 июля, 20 августа.
В 1950 г. шесть раз: 9 января, 17 января, 1 февраля, 27 мая, 14 июля, 1 августа.
В 1951 г. всего два раза: 6 апреля и 5 июля.
Вот что пишет по этому поводу Н. Петров: «Приехав после отпуска в Москву, Сталин резко сократил контакты с Абакумовым, пригласив его в свой кремлевский кабинет только один раз — 6 апреля 1951 года. Трудно сказать, понял ли Абакумов, сколь серьезен этот знак и что против него что-то затевается. После этого в журнале посетителей кремлевского кабинета Сталина фамилия Абакумова встретится только 5 июля 1951 года, когда уже было принято решение снять его с должности министра».
В книге «Сталин: правда и ложь», вышедшей в 1996 г., ее автор Владимир Жухрай рассказывает о падении Абакумова. У него свой взгляд: «Падение Абакумова началось, казалось бы, с «пустяка» — с дела о Спецторге. Два члена Политбюро — Микоян и Косыгин — внесли предложение (под предлогом отсутствия необходимых ресурсов) о ликвидации Спецторга, обеспечивавшего продуктами питания и товарами широкого потребления чекистские кадры. Против этого предложения очень резко возразил Абакумов.
— Почему, — говорил он, — Министерство обороны имеет Военторг, хотя и находится сейчас на мирном положении, не воюет, а Министерство Государственной безопасности, которое воюет ежедневно и ежечасно с происками иностранных разведок, нужно лишать Спецторга?
В какой-то непонятной запальчивости Абакумов перешел дозволенные границы, допускаемые в полемике на заседаниях Политбюро, фактически обозвав Микояна и Косыгина дураками. Сталин резко оборвал Абакумова.
— Я вам запрещаю, — сказал он, — обзывать членов Политбюро дураками.
Конечно, гнев Сталина был вызван не поведением Абакумова по отношению двух членов Политбюро. Это он простил бы министру госбезопасности, которому симпатизировал, если бы не открывшиеся незадолго серьезные и пока что недостаточно ясные для Сталина обстоятельства. Джуга на одном из очередных докладов предоставил ему фотографию, на которой улыбающийся Абакумов в саду «Эрмитаж» дарил огромный букет роз молодой красивой женщине, которая при негласной проверке оказалась связанной с английской разведкой».
