Новый удар ждал Ивана Сергеевича, как и всю семью Аксаковых, в конце 1860 года: не стало Константина. С оцепенением в душе писал он Юрию Самарину: «Теперь в Москве, там, за городом, на поле, в симоновской глуши около него водворились страшный мир и страшная тишина, морозы сковали свежую землю, ветер то и дело заносит ее снегом… Есть что-то беззаконное в этой смерти, как бы она сама по себе ни была свята, какой бы святой жизни она ни была окончанием, беззаконною постольку, поскольку в ней участвовала воля умершего…» Не мог примириться младший брат с казавшейся ему своевольной смертью старшего брата, не нашедшего в себе сил жить после кончины отца «Еще трудно отрешиться от болезненных воспоминаний», — писал тогда же Иван Аксаков, и они не покидали, преследовали его и дома, и за границей, в славянских землях, куда он вскоре уехал и где в своей «записной книжке» отдавался мыслям о тоске, о ее месте, значении в литературе русской и европейской, о том, что «все вопли и стоны родной земли, поднимаясь как испарения к небу, образуют живую атмосферу тоски, которой поэт является избранным выражением, органом, передатчиком, истолкователем», и в этом смутном тягостном ощущении ясной для его сознания была тоска по брату.
Смерть отца, а затем старшего брата, имевших огромное влияние на него, глубоко ранили Ивана Сергеевича. Угас в нем, казалось, интерес к злободневным вопросам, общественной деятельности. Но он знал, что нельзя давать власти над собою унынию, ведь это он поучал Константина, удрученного смертью отца, что брат будет не прав, если постоянная горечь станет мешать его деятельности. В службе пользы общественной никакое личное горе в расчет не берется. И он знал, что его ждет эта служба, как бы тяжело ему ни было.
А между тем на пороге было уже новое, пореформенное время. Вступали в действие невиданные дотоле на Руси буржуазные силы. Было ясно, что современные требования неизбежно коснутся и славянофильства. И надо было избрать путь в соответствии с изменившимися историческими условиями. Для Ивана Аксакова началась новая эпоха его деятельности. Он начал издавать газету «День», затем «Москва», «Москвич», где уверенно вступил в реальные взаимоотношения с новой действительностью. Для него была свершившимся фактом новая экономическая жизнь в России. И он увидел свою цель в том, чтобы обратить эти изменения, как экономические, так и общественные, в обновленные доводы славянофильских идей. Мало кто, как он, понимал растущее значение промышленности в жизни страны. Ведь еще в поездке по украинским ярмаркам он познал вкус к изучению «материальных сил», экономики края. В пореформенной действительности роль «материальных сил» неизмеримо возрастала, и это он готов был только приветствовать. О железнодорожном строительстве он говорил языком поэта: «Всякая верста железной дороги просветительнее тысячи казенных учреждений и благодетельнее целого свода законов». И можно представить себе, каким благом была бы в глазах Ивана Аксакова построенная уже после его смерти великая сибирская железная дорога с тысячами мостов удивительного инженерного искусства, тоннелей, это чудо науки и техники XIX века, чудо русского строительного гения, возникшее за короткий срок и восхитившее мир.
У Ивана Сергеевича установились тесные связи с московским купечеством, которому импонировало в знаменитом публицисте то прежде всего, что он безоговорочно поддерживал национальную промышленность и торговлю в противовес иностранному капиталу. На паи таких купцов, как С. Морозов и его сыновья, Лямин, Солдатенков, Малютин, Третьяковы, Коншины, Шиловы, была основана газета «Москва», собственно для Ивана Аксакова, ставшего ее редактором. Создавая газету, купцы полагали, что ее редактор, почтенный Иван Сергеевич, будет в первую очередь пропагандировать их «дело», отстаивать их конкретные экономические интересы. Но не для того согласился быть редактором Иван Аксаков: ему нужно было проводить «общие воззрения», и газета была превращена им в личный печатный орган. И уже убедившись, что редактор занят вовсе не их, а своим делом, своими идеями, далекими от их нужд, полемикой, вызывавшей неудовольствие властей и приведшей наконец к закрытию газеты, купцы продолжали безгранично доверять Ивану Аксакову, вознамерившись после неудачи с изданием газеты поднести ему в знак солидарности с его действиями благодарственный адрес. Иван Сергеевич играл видную, хотя и негласную роль, в Московской думе. Ходила молва, что читаемые городским головой И. А. Ляминым речи изготовлены Иваном Аксаковым.
Но как бы ни был близок он к торгово-промышленному сословию, видя в нем общественную силу, как ни посягал и сам на деловую роль (он пожелал одно время стать директором железной дороги; по настоянию купцов, принял активнейшее участие в организации Московского купеческого общества взаимного кредита), он оставался всегда Аксаковым, «душеприказчиком» идейного наследия брата Константина и старших славянофилов. Так он благоговел перед памятью старшего брата, умаляя перед ним самостоятельность своей деятельности. Исключительная чуткость к происходящим изменениям делала его выступления событиями в публицистике, общественной жизни. Он смело и прямо высказывал взгляды, которые, по его мнению, диктовались духом времени и которые вызывали горячие споры. Сам старинный дворянин, он выступил за упразднение дворянства как привилегированного сословия, чем вызвал резкое возражение со стороны многих известных публицистов во главе с M. H. Катковым. Но эта идея Ивана Аксакова была, в сущности, итогом той борьбы, которую вел старший брат Константин, и он сам, ставя во главу угла крестьянство, народ, видя в нем главную нравственную силу, воплощение национальной самобытности, призывая к сближению с народом, с его историческими и духовными началами.
В литературе о славянофильстве принято считать, что Иван Аксаков — «практик» славянофильства. Грандиозная общественная деятельность Ивана Сергеевича действительно как бы закрывала собою творческое развитие им славянофильского учения, которое нашло свое выражение в его публицистике. Такова теория «общества», развитая в ряде его передовых статей, опубликованных в 1862 году в газете «День». Известно, что об «общественном мнении», как о «великом благе и великой силе», писал К. Аксаков. Но это была категория как бы отвлеченно-нравственная в отношении учения К. Аксакова о «Земле» («народе») и государстве. Иван Аксаков вводит третью силу, имеющую уже свое определенное место. «Что такое общество? и какое его значение у нас в России, между Землею и Государством?.. Общество, по нашему мнению, есть та среда, в которой совершается сознательная умственная деятельность известного народа; которая создается всеми духовными силами народа, разрабатывающими народное самосознание. Другими словами, общество есть народ во втором моменте, на второй ступени своего развития, народ самосознающий» (цитируется по Полному собранию сочинения И. С. Аксакова в семи томах. — СПб.; изд. А. С. Суворина, 1891. Т. II, с. 31–33).
