Также важнейшей для пятого тома темой является сопоставление линии универсализма пророков с духом законничества и нетерпимости, проникшем в иудейство с Эзрой. Отец Александр видит эту проблему в общечеловеческом масштабе и убеждён, что вся История спасения проходит всегда под знаком борьбы двух течений: профетического универсализма и законнической обособленности.
Среди других тем этой книги, не столь обширных, но также очень интересных, библейское учение о Правде и персональной человеческой ответственности, продолжение тем избранничества и равенства, Откровение о милосердии Божием, о любви Божией к человеку, Откровение о Святости и Божием присутствии, учение пророков о Царстве Божием и другие.
И, вероятно, в результате такого обзора можно сделать вывод ещё об одной задаче, которую ставил перед собой отец Александр в работе над пятым томом: через объяснение важнейших тем и раскрытие смысла ветхозаветной символики дать читателю ключ к пониманию Ветхого Завета, сделать Библию более доступной книгой.
А для тех, кто захотел бы пойти дальше в изучении поднимаемых тем, автор приводит в конце тома богатейшую пораздельную библиографию, содержащую около 1000 наименований книг и по общим историческим вопросам, и по всей теме профетизма, и по каждому пророку в отдельности, и даже книги по библейской археологии, а также библейские атласы и многочисленные справочники.
Шестой и последний том религиозной эпопеи отца Александра, который называется «На пороге Нового Завета», подводит итог результатам религиозной революции «осевого времени» и завершает картину духовного приготовления мира к встрече с Сыном Человеческим.
Если предыдущие книги рассказывали о возникновении мировых религий в лоне их материнских культур, то шестой том повествует об их дальнейшем развитии и о путях распространения. Эту эпоху сам отец Александр определяет как эпоху «эпигонов, компиляторов и миссионеров». И хотя по силе проявления Духа Божия в мире её нельзя сравнить с эпохой Мировых Учителей, значение этого времени для Божьего Домостроительства огромно.
Именно в процессе распространения мировых религий проявились как их сильные, так и слабые стороны. Это было время новых религиозных исканий, но также разочарований и реакций.
В последний раз автор обращает внимание читателя на религиозную, культурную и политическую ситуацию в уже знакомых регионах мира. Много места в книге уделено дальнейшему развитию индийских религий: буддизму, индуизму, йоге. А вслед за этим рассматриваются пути распространения эллинистической культуры в странах Средиземноморья. Задача этой части книги — показать, как складывались условия для будущего проникновения Библейского Откровения в страны Европы.
Шестой том открывает, наконец, перед нами и мир древнеримской культуры. Тут, как всегда, много психологических портретов, философских отступлений, описаний различных религиозных обрядов. Отец Александр рассказывает и о происхождении Римского права, и о появлении первых иудейских миссионеров. В конечном счёте, он рисует перед читателем панораму того общества, которое в дальнейшем, промыслом Божиим, стало местом зарождения Новозаветной Вселенской Церкви.
В другой части книги читатель узнает, как укреплялись и очищались в борьбе с иноземным эллинским влиянием духовные основания Ветхозаветной Церкви Израиля, как возникали в ней различные иудейские секты, причём автор рассматривает их как с позиций историка, так и с точки зрения христианина. Важнейшее место отец Александр в этом анализе отводит двум сектам: фарисеям и жителям кумранских монастырей — ессеям.
В советские годы атеистической пропагандой была сделана попытка представить кумранские собрания как первохристианские общины, а Учителем праведности подменить в истории Иисуса Христа. Однако в своей книге отец Александр не оставляет «камня на камне» от таких околонаучных трудов. Он показывает читателю принципиальнейшие различия, которые делают две общины чуть ли не антагонистами друг другу. Вот те черты ессеев, которые он видит как неприемлемые для христиан: нетерпимость ессеев к иноверцам; их вражду к миру; ритуализм, присущий им в крайней степени, формализм, детерминизм или веру в судьбу [295].
И в результате он заключает: «…все это делало секту ессеев настоящим антиподом христианства».
Почему важно обратить внимание на это место в книге отца Александра? Да потому, что ессейская нетерпимость, формализм, ритуализм, вражда к миру, к свободе — признаки той болезни, которой сегодня болеет уже Новозаветная Церковь.
Итак, завершая в шестом томе обзор всех мировых религий ко времени прихода Иисуса Христа, отец Александр окончательно связывает страны и эпохи Древнего мира едиными универсальными сверхидеями: борьба магизма и единобожия, а также противодействие универсализма законничеству везде, где возникали культурные очаги; действие одного Духа Божия во всех мировых религиях и, как следствие, универсальный характер Божественного Откровения и, наконец, подчинённость всех событий религиозной истории промыслу Божественного Домостроительства, направляющего человечество к христианству.
В эпилоге шестого тома он напишет: «Как белый цвет поглощает спектр, так Евангелие объемлет веру пророков, буддийскую жажду спасения, динамизм Заратустры и человечность Конфуция. Оно освящает все лучшее, что было в этике античных философов и в мистике индийских мудрецов…
К нему сходятся все дороги, им измеряется и судится прошлое, настоящее и будущее. Любой порыв к свету богообщения есть порыв ко Христу, хотя зачастую неосознанный» [296].
В последние годы отцу Александру на лекциях часто задавали вопрос об универсальной религии, и он всегда отвечал: «…другой универсальной религии, кроме христианства, миру больше не требуется».
Очевидно, что сегодня многие, называющие себя христианами, не согласны с таким универсализмом отца Александра.
Но для тех, кто стоит на сходных позициях, открываются широкие возможности для проповеди Евангелия. Тут дверь в завтрашний день — день диалога, а не конфронтации.
И не случайно предпоследняя глава шестого тома отведена великому универсалисту «Эпохи подготовки» — Филону Александрийскому. Казалось бы, его портрет здесь не на месте — в разделе, посвящённом религиозной обстановке в Израиле, которая предшествовала рождению Спасителя. Но это и знаменательно, что после главы о жизни Девы Марии и перед рассказом об Иоанне Крестителе автор помещает большое эссе о Филоне Александрийском. Ведь два последних портрета — самое личное, что есть в шеститомной «Истории религии»!
