Сразу после полуночи все бросились к своим пальто: так всем не терпелось отправиться на следующую вечеринку. Фред порядком напился. Мы вышли на улицу, и он решил, будто он – Парень-Что-Надо, так что отдал Минни свое пальто, а из-за ветра температура была, по ощущениям, на все минус двадцать; он же шел в одном цилиндре, кидаясь с поцелуями ко всем встречным. Мы довели Диану до «Вестбери», чтобы забрать ее бойфренда, который остался дома поработать над сценарием, но когда мы туда пришли, он оказался совершенно голым, ему явно не терпелось ее трахнуть, так что мы ее там и оставили. Пошел домой. Позвонил Бриджид. Позвонил П. Х. [см. «Введение»]. Никто из них еще не явился домой. А в шесть утра Джей Джонсон разбудил меня своим звонком: ему нужно было поговорить с Джедом. Он был пьян, поэтому я повесил трубку, но он позвонил опять, причем телефон звонил раз двадцать – и Джей все ждал, не снимем ли мы трубку.
Понедельник, 10 января 1977 года
Фреду нужно было пойти на встречу в офис нашего юриста Боба Монтгомери, это насчет договора о прокате фильма «Плохой» через компанию «Нью Уорлд». Сам Роджер Корман[107] фильма не видел, однако Фред говорит, что это неважно, потому что фильмы для проката выбирает вовсе не он, а другой парень, его зовут Боб Рейми[108]. Они попытаются по-разному провести премьерные кинопоказы в разных местах страны, чтобы понять, что лучше всего работает, прежде чем делать премьеру в Нью-Йорке.
Позвонила Бьянка, пригласила на ужин, который Режин давала у себя в ресторане[109] в честь Флоранс Грэнда[110], потом параллельную трубку взяли мои Кэтрин и Виктор, чтобы сказать, что они тоже туда хотят пойти, но Бьянка предложила им появиться лишь к концу, на кофе.
До этого мне звонила Андреа Портаго, она тоже попросила взять ее с собой на ужин, но я сказал ей, что пригласили не меня лично, поэтому я не могу взять это на себя, так что лучше ей позвонить Бьянке, и она ей позвонила-таки – Бьянка же была в полном восторге, потому что она уже положила глаз на Тони, брата Андреа, с которым Андреа и собиралась прийти в гости. В общем, Андреа с братом заехали за мной. И мы отправились в «Режин».
На Бьянке был платье от Хальстона – без бретелек. За многими столиками сидели латиноамериканцы. Ужинать еще не начинали, и пока все еще только разговаривали, стоя около бара, вошли Кэтрин и Виктор – это они так появились «на кофе». Когда начался ужин, их посадили за отдельный маленький столик, а когда Виктор, указав на мой стол, попросил, чтобы принесли такое же блюдо, ему ответили: «За это вам придется заплатить», и Виктор сказал, что хорошо, мол, так и быть. Еда была ужасная. И Режин вообще-то невежливо отнеслась к Виктору и Кэтрин. Там была Диана фон Фюрстенберг[111]. Она на днях звонила мне, предложила быть ее кавалером, когда телевизионщики из «Си-Би-Эс» приедут снимать ее в следующий четверг: она решила, что мы с ней – интересная пара, ну, для телевидения; я же сказал, что меня уже не будет в городе (хотя на самом деле я уеду только в пятницу) и что пусть лучше она вместе со съемочной группой приедет ко мне во вторник вечером на ужин. Но потом Режин пригласила меня на ужин, и тоже на четверг, а ДФФ [Диана фон Фюрстенберг] стояла рядом и услышала, как я говорю ей, что да, мол, приду (на русский Новый год), и тогда она заявила: это что еще такое, да как я посмел ей соврать… В общем, я попался, как дитя, и тогда я просто сказал ей, что ошибся.
Виктор оделял всех липовыми попперсами. Режин сказала, что они пахнут немытыми ногами, а я заметил ей, что их поэтому-то и называют еще Locker Room («раздевалка»), и ей это очень понравилось. Бьянка вскоре принялась глупо хихикать, к тому же она порядком завелась уже от одного попперса, так что они с Тони Портаго стали вроде как целоваться-обниматься, но потом она сфокусировалась, поняла все же, что нельзя ей все это проделывать на людях – но все-таки она такая красивая, когда хихикает, и она обожает попперсы. Ко мне подошли какие-то мои поклонники, и я дал автографы. Виктор, Кэтрин и я уехали уже около половины третьего ночи, и шофер Портаго развез нас по домам.
Потом в четыре утра позвонил Том Кашин[112], ему был нужен Джед, потому что Джей порезал руку, у него шла кровь, и Джед отправился к ним, чтобы отвезти брата в больницу. А потом Джей еще звонил из больницы, и вся эта драма продолжалась до девяти утра.
Вторник, 11 января 1977 года
В шесть вечера все еще были в офисе, ожидая, когда надо будет отправляться на открытие моей выставки в галерее Кастелли[113], потом мы поехали туда, и сначала там никого не было, мы шатались вокруг устроенного там бара и пили шампанское – а потом навалилась невероятная куча народа. Были выставлены большой «Серп и молот»[114] и восемь маленьких. Там были Дэвид Уитни, Филип Джонсон, Дэвид Уайт. Приехала Полетт Годдар[115], она сказала, что хочет, чтобы я для нее сделал брошку с молотом и серпом. Там был Виктор, который устроил перформанс: резал на части какую-то рубашку. Бьянка появилась в платье с витрины Хальстона, том самом, на котором Виктор оставил отпечатки своих ступней. А на Кэтрин был красный костюм, который Виктор также усеял отпечатками своих ступней. Приехали Тони Портаго и его мать Кэрролл Портаго. Как выяснилось, Полетт и Кэрролл – давние подруги. Бьянке понадобились попперсы, но их ни у кого не оказалось. Хальстон пришел с небольшой картиной, которую для меня написала Элизабет Тейлор, потому что сама она не приехала – а он только что навещал ее. И когда я думаю об этом, меня охватывает настоящее разочарование: ведь как было бы хорошо, если бы Лиз Тейлор побывала на вернисаже. Вот тогда он стал бы настоящим событием, верно?
У Бьянки и Тони Портаго такой вид, будто они всерьез влюблены друг в друга. Это все началось на рождественских праздниках. Сын Си-Зи, Александр Гест, тоже был на вернисаже. А еще – Джорджио Сант-Анджело[116], Сильвия Майлз[117], Рони Блэкли, Франческо Скавулло[118] и Шон Бернс, Ирвинг Блум и Чарли Каулс. Шампанское было – «Моэт Шандон». Появился корреспондент «Сохо ньюс» Майкл Голдстайн, он вел себя ужасно. Я дал Джеду деньги, чтобы он угостил пришедших ужином после вернисажа (200 долларов), а мне обязательно нужно было попасть к Джону Ричардсону[119].
Когда я пришел к Джону Ричардсону, то разочаровался: там было одно старичье. Мэрион Джавитс[120], Франсуаза и Оскар де ла Рента, Марелла Аньелли, Бейб Пейли – о, она, как мне кажется, когда-то была настоящей красавицей. Бейб и Марелла пели мне дифирамбы – они уже побывали на выставке в субботу. Я сидел рядом с Мэрион Джавитс. Она сказала мне, до чего же она обрадовалась тому, что на прошлой неделе Руперт Мердок купил журнал «Нью-Йорк» у Клэя Фелкера. Ведь именно Фелкер год назад разоблачил ее контакты с Ираном.
Кэтрин и Виктор пришли после ужина, на кофе. Виктор снова сшил разрезанные части своей рубашки.
Мать и отец Нимы Айшэм [Фарманфармайян] были на вернисаже, и я не мог поверить своим глазам: даже они вернулись со свадьбы дочери на Гаити, притом в прошедший уикенд, а Боба все еще нет как нет!
Среда, 12 января 1977 года
Когда я приехал в дом номер 860, большая съемочная группа из телекомпании «Си-Би-Эс» снимала Джейми Уайета – как ему позирует Арнольд Шварценеггер – для их нового телешоу под названием «Кто есть кто». Потом мы с Джейми и Арнольдом поехали на ланч в «Илейн»[121] в честь фильма Арнольда «Качай железо» (5 долларов). Остановились около «Ритц-Тауэрс», там пришлось подождать, минут пять, пока Полетт Годдар спустится вниз. Она надела все свои драгоценности и выглядела нелепо. Она сказала: «Вот если б ты только действовал умело, они бы все были твоими» – и это она мне сказала! Боже, как вспомню, сколько часов мы с Бобом убили, записывая наши разговоры с ней, пытаясь вытащить из нее истинную историю ее жизни – для книги, которую хотел издать мистер Джованович… То есть вот если бы я был голливудской звездой и если бы моими мужьями были Чарли Чаплин, и Бёрджесс Мередит[122], и Эрих Мария Ремарк, я бы уж, наверное, был в состоянии припомнить пару-тройку историй…
В ресторане «Илейн» уже была Дельфина Ратацци. Она теперь работает в издательстве «Викинг», корректором у Джеки О. Еще там был Виктор, и Полетт прямо у нас на глазах влюбилась в него, потому что вычислила, сколько же моделей одежды от Хальстона она сможет заполучить благодаря ему. Появился Пэт Пэттерсон[123], он сел за наш столик, а еще там была Шарлотта Кертис[124] из «Нью-Йорк таймс».
Потом довез Джейми до магазина художественных товаров (5 долларов). В офисе сегодня все сходили с ума, и Винсент совершенно озверел. Позвонила Бьянка, сказала, что устраивает вечером ужин в честь дня рождения Джоэля Лебона, который работает у Пьера Берже[125]. Драг-квин Потасса появилась в офисе в самодельном платье «фэнтазийной модели», черном с золотом, и Джейми пришел в такой восторг, что тут же взялся писать ее портрет в этом платье, но так, чтобы был заметен ее член. Он будет работать над своими картинами у нас в доме 860 около двух месяцев. А потом Виктор попросил Потассу позировать в обнаженном виде. Ненна Эберштадт уже начала работать у нас, она печатала на машинке какое-то интервью. Пришли Джон и Кимико Пауэрс, они принесли много всяких художеств, чтобы я их им подписал. Появился Алекс Хинричи [см. «Введение»], принес несколько ацетатных трафаретов.
