— Боря, — взволнованно зашептал Александрович, — я не хочу работать пастухом, и вообще, зачем мне этот зверинец?
Лонгин перехватил инициативу:
— Давайте посмотрим на дело с другой стороны. Благодаря курам, свиньям, коровам и норкам у нас будут деньги, и, следовательно, открываются широкие перспективы. Для начала мы можем построить наш собственный дом для престарелых. Вот, скажем, Александровича хватил инсульт, лицо перекошено, ходит под себя, сам пальцем пошевелить не может. Казалось бы ему пиздец — в полном говне, ан нет: вывозят его в инвалидной коляске, а навстречу в такой же коляске Горовца катят — разбил паралич, отнята вся правая сторона. Смотрят они друг на друга, и на душе становится теплее.
Александровича явно не вдохновило радостное будущее, столь красочно обрисованное Лонгиным.
— Борис, я не хочу встречаться с Горовцем, тем более в инвалидной коляске, я хочу выйти из кооператива.
— Ну и, конечно, кладбище, — продолжал соблазнять пайщиков Саша. — Все мы далеко не молоды, и не сегодня-завтра придет Кондрат, а нам не страшно, у нас есть место, которое нас ждет. Вот, скажем, загнется завтра Александрович, и все в порядке — его закопали, и он лежит среди своих. Я справа, Горовец слева, а временно оставшиеся раскупоривают на наших могилках бутылочку, и мы все вместе.
В конце речи Лонгина Александрович уже ничего не говорил, только тихо подергивался.
Несмотря на блистательную речь убедить пайщиков Лонгину не удалось, и кооператив не состоялся.
Я не хочу, чтобы вас ввела в заблуждение ирония, с которой я пишу о Саше — такая книга. Саша Лонгин — добрый, отзывчивый и щедрый, всегда готовый помочь. Во время подготовки к моему юбилею он мне всемерно помогал, был в моем распоряжении с машиной в любое время дня и ночи, и самый щедрый подарок был сделан им. Другое дело, что его искреннее желание помочь не всегда бывает облечено в форму, нужную для данного конкретного случая.
Мне был нужен матрас, и Саша нашел дешевую и хорошую базу. Мы приехали, Саша представился сам, и потом представил меня:
— Вы все, конечно, помчите Бориса Сичкина по роли Бубы Касторского в фильме "Неуловимые мстители". Борис Михайлович объездил с концертами пол света — Израиль, Россия, Европа, Австралия — всюду битковые аншлаги. Снимался у ведущих режиссеров, таких, как Оливер Стоун в Голливуде. В числе его партнеров по фильмам звезды мирового кино — Энтони Хопкинс, Джо Пеши и другие. Также отснялся во множестве рекламных роликах для телевидения... Сколько стоит этот матрас? Директор: — 50 долларов.
- Я вас очень прошу — для такого артиста, актера с мировым именем сделайте дешевле.
Я расхохотался:
— Саша, после такого представления я должен, как минимум, выписать чек на 100 тысяч для расширения бизнеса.
Однажды в компании мне довелось услышать рассказ о еще одной покупке Лонгиным матраса. По словам рассказывающего эту историю, Саша поехал на край света — только потому, что на той базе матрасы стоили чуть дешевле, перерыл тысячу тяжеленных матрасов, ложился на них, прыгал, чтобы выбрать лучший и не нарваться на бракованный, а потом торговался до хрипоты, чтобы скинуть еще несколько долларов. Слушатели осуждающе качали головами — какая мелочность и крохоборство. Единственное, о чем забыл упомянуть рассказчик, это то, что поехал за тридевять земель, потерял весь день, наработался, как Фузчик и торговался Саша для того, чтобы купить матрас не себе, а ему. Правильно говорят на Востоке -ни одно доброе дело не остается безнаказанным.
Эдди Рознер
Знаменитый трубач Эдди Рознер родился в Германии и долгое время жил и работал в Польше. Говорили, что он был 3-й трубой в мире. Луи Армстронг, послушав его, пришел в восторг и сказал:
— Можете смело говорить, что вы белый Луи Армстронг. Рознер ответил:
— Спасибо. Можете смело говорить, что вы черный Эдди Рознер.
Рознер со своим оркестром приехал в Советский Союз и пользовался огромным успехом: ему даже дали звание заслуженного артиста Белоруссии, но со временем он разочаровался в системе и, когда началась война, вместе с польской армией Андерсена решил покинуть Союз. Его арестовали и отправили в ссылку на 10 лет. В ссылке Рознер продолжал работать, и, когда кошмар кончился, вернулся в Москву снова организовал эстрадный оркестр. Партийное руководство требовало от него идейных программ, посвященных революции. Будучи умным человеком, Рознер понимал, что в одиночку советскую власть победить невозможно и удовлетворял запросы начальства, добавляя от себя капельку издевки: вся сцена утрированно была в красных знаменах и революционных атрибутах, на заднике — Красная площадь, и повсюду к месту и не к месту шлялся Ленин. Тупые партийные работники издевательства не понимали и были в восторге. При этом Рознер выторговал для себя третье отделение. В первых двух звучали Туликов, Мурадели и другие классики патриотической советской песни. На капустнике я говорил: "Святой Эдди Игнатьевич! Кто ж тебя так замураделил?" Но третье отделение Рознер составил из шлягеров американских композиторов, и оно шло под стон зрительного зала.
Он был типичным западным деловым человеком, без зависти, и старался, чтобы люди зарабатывали приличные деньги. Для программы Утесова "30 лет спустя" я поставил номер "Эволюция западного танца" — от неандертальцев до рок-н-ролла. Номер | получился великолепный, весь оркестр в различных | париках принимал в нем участие, и на этом фоне Утесов читал смешной фельетон, тот номер шел | приблизительно 30 минут под сплошные аплодисменты, и им заканчивалось первое отделение программы. Утесов пришел к директору ансамбля, чтобы тот подписал договор о выплате мне 400 рублей.
— Очень много, — сказал директор. — Нельзя ли ему дать меньше?
— Это массовый номер, — объяснил Утесов, — и по тарифу мы Сичкину, как режиссеру и балетмейстеру должны были бы уплатить 3 тысячи. 400 рублей — это абсолютный минимум.
Долго еще говорил директор, что это большие деньги и со скрипом подписал договор.
Рознер, который по совместительству был еще и директором ансамбля, попросил меня поставить номер его жене, очаровательной танцовщице Гале Ходес. Я придумал красочный номер "Карнавал" с потрясающими костюмами, но, к сожалению, он не получился. Номер, который я мечтал сделать великолепным, оказался так себе — серенький. Я был в ужасе, подошел к Рознеру и сказал, что отказываюсь от получения гонорара.
— Боренька, золотце мое, — сказал Рознер, — то, что номер не получился, это мы знаем, а Москонцерт должен платить по высшей ставке, — и подписал договор на 1200 рублей.
— У Утесова за шлягер я с трудом получил 400 рублей, а у Рознера за проваленный номер 1200.
