возлагаю большие надежды. Ваше поколение будет осуществлять мои мечты. Но только учиться нужно вам очень много! Без знаний вы ничего не дадите Родине. А у нас и так еще бывает, что ребята чуть ли не десятилетнего возраста жалуются мне в письмах, что их-де изобретения и мысли не осуществляются. Как же люди-то нашего поколения терпели многие десятки лет и едва-едва кое-чего достигли? Мысли и мечты должны созреть. Идите на детские технические станции, в кружки авиамоделистов, читайте, изучайте ремесло. Да, да! И ремесло тоже! Наука не терпит белоручек. И эти руки если и добились кое-чего, то только потому, что не гнушались никакой черновой работы.
И ученый протянул молодежи свои большие руки, руки рабочего, ученого и творца.
Комсомольцы слушали, и им хотелось скорее взяться за дело — учиться, работать, приближать будущее, ведь оно в их руках.
Родные Циолковского уже несколько раз заглядывали в комнату, беспокоясь о том, что беседа затянулась и Константин Эдуардович очень утомится. Но он выглядел помолодевшим и все говорил и говорил.
…И еще я на вас надеюсь, что вы, советская молодежь, не дадите моим идеям уйти в руки заграничных акул. Им ведь не небеса нужны, а боевые снаряды, не истина, а убийство! Вот негодяи!
Циолковский разволновался. Знаменитый изобретатель Эдисон называл похитителей чужих идей всесветными акулами, и это прозвище пришлось по душе и Циолковскому. В те дни мысль об этих акулах не давала ученому покоя. Недавний приход к власти Гитлера говорил об усилении в Европе фашизма. Это тревожило всех честных людей мира, и Циолковский беспокоился за судьбу своих изобретений. Ведь немецким ученым удалось познакомиться с его идеями и некоторыми расчетами.
— А у нас с вами, — продолжал он, — совсем другие цели. Наша наука действует в интересах человечества. Для нас заатмосферные дали — это прежде всего источник неиссякаемых богатств, такое же притягательное место, как месторождения золота для прошлых поколений. Там, в межпланетных далях, человек найдет неисчерпаемые источники энергии. Ведь сейчас почти вся энергия Солнца пропадает бесполезно. А энергия — это главное, что нужно человечеству. Имея неограниченные запасы энергии, человечество сможет все. Оно забудет нищету и тяжелый труд и станет подлинным властелином природы…
Беседа кончилась поздно. Наконец гости встали и начали прощаться. Они крепко жали Циолковскому его большую руку с выступающими венами и желали ему здоровья и сил. Уходили взволнованные и завороженные тем, что он рассказал им в этот вечер.
А ученый еще долго сидел в кресле, переживая вновь эту замечательную встречу.
В 1932 году Константину Эдуардовичу исполнилось 75 лет. За его плечами лежали десятилетия напряженной научной работы.
Многое было пережито за эти годы — труд, бедность, семейные несчастья, одиночество и насмешки обывателей. И лишь после революции к нему пришло счастье. Его труды признало и оценило советское общество. Жизнь озарилась радостью.
«Только наша Советская власть отнеслась ко мне человечно. Новая и настоящая Родина создала мне условия для жизни и работы, — писал Константин Эдуардович в «Комсомольскую правду». — Мы должны работать во имя нашей славной Родины».
Партия и правительство высоко оценили труд Циолковского: семидесятипятилетие ученого было торжественно отмечено в Москве и в Калуге. Циолковского наградили орденом Трудового Красного Знамени.
За получением ордена нужно было ехать в Москву. Но поездка не радовала Константина Эдуардовича. Он был тяжело болен и боялся, что это путешествие ухудшит его здоровье и надолго оторвет от работы. Он с грустью сознавал, что жить ему уже недолго, и страстно хотел успеть как можно больше сделать.
Между тем из Москвы пришел вызов. Нужно было собираться в дорогу. Но даже и теперь, когда поездка была решена, Константин Эдуардович все еще колебался.
Его старшая дочь Любовь Константиновна, бывшая многие годы личным секретарем своего отца, в волнении ходила по комнатам и боялась, что в последнюю минуту отец передумает. Ей же очень хотелось, чтобы он поехал. Она надеялась, что награда и торжественная обстановка, с которой она связана, отвлечет отца от болезни, успокоит и даст новые силы для работы.
Ведь надо же, чтобы болезнь подкралась именно тогда, когда есть все условия для работы, когда только бы работать! Любовь Константиновна понимала настроение отца, и ей самой было очень грустно.
Она осторожно приоткрыла дверь в столовую. Константин Эдуардович все еще сидел за столом. И так необычно было видеть его в этот час здесь. На его лице было написано напряженное раздумье.
Любовь Константиновна вошла в столовую.
— Папа! — решительно сказала она. — Иди ложись спать, завтра тебе рано вставать.
— Зачем? Я никуда не еду.
— Папа! Это невозможно! Ты едешь!
— Некогда.
— Что значит «некогда»?! Пойми, орден тебе будет вручать Михаил Иванович Калинин. Уважая награду, ты должен за ней приехать. К тому же, как глава правительства Калинин может спросить тебя о твоих трудах, поинтересоваться, не нужно ли тебе что для работы. Неужели это для тебя неважно?!
Циолковский молчал. Потом попробовал робко возразить:
— Да ведь это отнимет много времени.
Но Любовь Константиновна унаследовала от отца его настойчивость, и спорить с нею было трудно. Пришлось Константину Эдуардовичу отбросить свои колебания.
В Москву он ехал взволнованный предстоящим торжеством, забыв на время о своей болезни.
Поезд тащился медленно, и Циолковский невольно думал, что придет же наконец время, когда такие ничтожные скорости будут казаться смешными. Люди будут иметь скоростные реактивные самолеты, управляемые многоместные дирижабли, научатся использовать различные виды энергии и выйдут далеко за пределы атмосферы. А сейчас жизнь на земле еще не достигла своего полного развития. Много еще бедности, горя, страданий. Только одна шестая часть земли, наша страна, строит социализм, а вокруг нее дикие нечеловеческие отношения, порожденные капитализмом. Но пройдут века, и человечество забудет былые страдания. Хорошо будет тогда на земле!
«Ради этого будущего счастья я жил и работал, — думал Циолковский. — Мотивом моей жизни всегда было сделать что-нибудь полезное для людей, не прожить даром жизнь. И страшно думать, что сделал я еще не все, что мог бы. Надо торопиться!..
С точки зрения обывателей, я был глупцом, потому что всю жизнь интересовался тем, что не давало мне ни хлеба, ни силы. Но я всегда надеялся, что эти мои работы в будущем дадут обществу горы хлеба и бездну могущества…»
Постукивали колеса, приближалась Москва…
В те годы наша столица еще не была такой красивой и величественной, как сейчас. Движение на улицах было гораздо тише. В центре города
