позванивали трамваи. Метро только строилось, троллейбусы тоже еще не ходили. Автомашин на улицах было гораздо меньше, да и то больше заграничных, устаревших теперь марок.
Но после тихой Калуги и такая Москва показалась Циолковскому шумной и утомительной. Он привык к уединению провинции и с любовью вспоминал тихие зеленые улицы Калуги.
Предстоящее торжество волновало его. Ведь его ожидала не та казенная награда, которую время от времени как подачку давало своим чиновникам царское правительство. Какие-то награды за выслугу лет или еще за что-то имел и он, имел, но ничуть не ценил. Валяются где-то в комоде. А эта совсем другая. В ней признание и любовь народа. И такая награда не может не волновать и не радовать…
Награжденных принял сам Михаил Иванович Калинин, всероссийский староста, как его звали в народе.
Вручая орден, он тепло пожимал каждому руку, и хотя ни о чем не спрашивал, но в его рукопожатии ощущались любовь и забота. Потом каждого награжденного сфотографировали с приколотым орденом…
Домой Циолковский возвращался утомленным, но счастливым. Вот и подведен итог огромному периоду его жизни! Оставшиеся годы не дадут столько. Ведь ему уже семьдесят пять, и какая-то скрытая болезнь точит его тело. Недаром он стал так уставать. Этого не было раньше.
Но когда придет смерть, ему не будет страшно. Страшно умирать, когда ты ничего не сделал для жизни и уходишь из нее должником-тунеядцем. Да, страшно прожить на земле бесполезно и превратиться просто в удобрение.
И еще страшно тому, кто начал большой труд, и его перед смертью некому передать. Обидно и горько сознавать, что после твоей смерти все будет забыто и кому-то придется начинать все сначала.
Но у него так не будет. Его труд продолжат многочисленные последователи, воспитанники советских школ и академий, а партия и правительство дадут им для этого средства и будут направлять их труд. Вот, например, Фридрих Цандер. Какой это талантливый инженер и ученый! Он далеко пойдет и продолжит труды своего учителя. Ведь так он называет Циолковского, хотя лично они незнакомы. В стране уже немало энтузиастов реактивного движения. Они объединились при Центральном совете Осоавиахима и работают над созданием первого ракетоплана. Со своим учителем они держат тесную связь, слушаются его советов. О! Они многого добьются, эти энтузиасты! Один из них писал ему в прошлом году: «Ракета стучится в дверь нашей действительности и заявляет о своих правах».
И она скоро их осуществит, в этом нет сомнений! [6]
И спустя три года, почувствовав приближение смерти, Циолковский написал в письме в Центральный Комитет Коммунистической партии:
«Лишь Октябрь принес признание трудам самоучки, лишь Советская власть и партия Ленина оказала мне действенную помощь. Я почувствовал любовь народных масс, и это давало мне силы продолжать работу…
Все мои труды по авиации, ракетоплаванию и межпланетным сообщениям передаю партии большевиков и Советской власти — подлинным руководителям прогресса человечества. Уверен, что они успешно закончат эти труды».
19 сентября 1935 года великого ученого не стало.
И вот сегодня мы стоим перед домом № 79 на улице Циолковского в Калуге. Здесь ученый прожил 29 лет, здесь он создал свои основные труды по реактивному движению и космонавтике, и домик по праву стал музеем в память ученого.
Дом сильно пострадал от фашистских варваров. Они, например, изрубили и сожгли кровать Циолковского, которую он сделал себе сам, уничтожили много книг и других предметов, но работники музея частично восстановили утраченное и вновь привели музей в порядок.
Множество людей со всех концов нашей страны и из-за границы перебывало в этом доме. Войдем и мы.
Дом небольшой, в нем всего шесть крошечных комнат. Мы входим в галерею, и прямо перед нами лестница в светелку. С нее мы и начнем наш осмотр.
Лестница приводит в маленькую прихожую. В ней выставлены личные вещи Циолковского. Их немного. Быт ученого был очень скромен. Он не терпел ничего лишнего, по многу лет носил одну и ту же одежду и подчас не имел смены к самым необходимым вещам. Его знакомый М. Е. Филиппов рассказывает в своих воспоминаниях такой эпизод. Придя однажды к Константину Эдуардовичу зимой, он застал его стоящим у полки с книгами. На Константине Эдуардовиче была темная тужурка и белые парусиновые брюки. Такое одеяние в зимнее время изумило гостя, и он шутливо спросил, почему Константин Эдуардович в белых брюках.
В тон ему Циолковский ответил:
— Вы же знаете, что гражданские генералы в царские праздники появляются в соборе в орденах и белых штанах. А я тоже в некотором роде генерал — от науки, и тоже в белых штанах, пока стираются или чинятся старые…
Среди личных вещей Циолковского сохранились его слуховые трубки, очки, черный зонт, старинные коньки нурмис, велосипед и фотографии, на которых изображены родители Циолковского, он сам и члены его семьи.
Из прихожей дверь в кабинет. Это маленькая уютная комната с двумя окнами на юг, светлая и очень чистая. Обстановка в ней очень скромная. У левой стены стоит деревянная кровать, сделанная взамен сожженной фашистами, рядом, на столике, в витрине под стеклом, — одеяло. Когда-то оно служило ученому. Между окнами письменный стол. В комнате любого ученого это самое интересное место, так как оно без слов рассказывает о том, как он работал, что любил, какие имел привычки. Стол Циолковского говорит о скромности этого человека и его страсти к изобретательству даже в мелочах повседневной жизни. На столе ничего лишнего: еще одна слуховая трубка, керосиновая лампа, зеркало да фанерная дощечка с металлическими закраинами, чтобы не ломалась. На ней Константин Эдуардович писал, положив ее на колени. Чтобы сохранить копии своих рукописей, он писал обычно карандашом через копирку. Ученый не любил пышных и тяжелых письменных приборов и, чтобы на столе было просторнее, держал на нем только простой пузырек с чернилами, закрытый пробкой. Даже зеркало здесь не предмет туалета. Оно служило рефлектором для керосиновой лампы, чтобы в комнате было больше света.
У правой стены стоит еще стол. На нем собраны физические приборы, которыми Циолковский пользовался на своих уроках. Часть этих приборов — «самоделки», как их называл Константин Эдуардович.
Из кабинета выйдем на веранду. Она служила ученому мастерской. Циолковский прекрасно выполнял столярные, слесарные и жестяные работы. Здесь его токарный станок, сделанный им самим верстак и масса инструментов. Здесь же гофрировальный станочек с деревянными вальцами, на котором Циолковский гофрировал жесть для дирижабля своей конструкции. Этот станок
