Шабков вытащил свой холщовый кисет, несколько свернутых газет и сунул все это Попову.
— Покуришь кулацкого табаку? — Он мрачно усмехнулся. Попов воспользовался этой возможностью покурить и скрутил сигарету.
— Да. Столько всего происходит, а мы об этом почти ничего не знаем. Но посмотри, сколько мы делаем. Через несколько лет мы в промышленности всех обгоним. У каждого из нас будут автомобили и не останется никаких различий между кулаками и остальными. — Попов драматическим жестом указал на высящуюся поблизости доменную печь. Потом он снова повернулся к Шабкову.
— Ты грамотный?
— Да, — ответил Шабков. — Я три года учился. Я даже немного алгебру знаю. Но теперь — на кой черт мне это? Даже если бы у меня было хорошее образование, мне бы все равно теперь не дали никакой другой работы кроме этой. Так зачем мне учиться? Да меня никуда и не примут — разве что в начальную школу. А когда я добираюсь до дома, мне хочется только выпить и отдохнуть. — Шабков щелкнул по своему горлу указательным пальцем — для любого русского это был символический жест, обозначающий слово «выпить». Мы подошли к домне № 3. Шабков полез вверх по лестнице и исчез среди стальных конструкций. Попов, нахмурившись, смотрел ему вслед. Шабков был одним из лучших бригадиров на всем предприятии. Он не жалел ни себя, ни тех, кто работал под его началом, и у него была хорошая голова на плечах. И все же он был кулак, отбывающий срок наказания, живущий в специальном районе города под наблюдением ГПУ. Это был классовый враг. Да, непонятно все это, странно. Этого Попов так и не мог понять.
Я и Попов начали сваривать отрезок отводной трубы на доменной печи. В первый час работы он дал мне отдохнуть, занявшись сваркой. Потом мы поменялись. С высоких лесов, почти в ста футах от земли, мне было видно, как Коля обходит свою бригаду из тридцати человек, помогая тем, у кого что-то не ладится, и ругая их, когда они слишком долго просиживают, грея руки. Люди в ответ тоже ругали Колю: то за шаткие леса, то за низкую зарплату.
Было около четверти десятого, когда я закончил одну сторону трубы и обошел ее вокруг, чтобы приступить к сварке другой части. Мостки были покрыты дюймовым слоем льда, как и все вокруг доменных печей. Пар, поднимавшийся из большого резервуара с горячей водой, конденсировался и образовывал слой льда. Но помимо того, что было скользко, мостки и сами по себе были очень ненадежны, потому что висели на тросах и раскачивались. Когда я ходил по ним, то они шатались и тряслись. Я всегда старался держаться за что-нибудь, если это было возможно. Не успел я приступить к сварке, как услышал чей-то крик, и что-то со свистом пролетело вниз мимо меня. Это был монтажник, работавший на самом верху.
Он, как мячик, стукнулся об отводную трубу, которая, вероятно, спасла ему жизнь. Вместо того, чтобы упасть прямо на землю с огромной высоты, он приземлился на основной платформе, футах в пятнадцати подо мной. К тому времени, когда я до него добрался, у него изо рта била кровь. Он пробовал крикнуть, но не мог. Ни одного мастера поблизости не было, а полдюжины подбежавших рабочих не знали, что делать. Поскольку я был иностранцем, то пользовался некоторым авторитетом. Я протиснулся вперед и сказал, что он может истечь кровью и умереть, если мы будем ждать, пока принесут носилки, так что мы втроем подняли его и понесли вниз на станцию скорой помощи. Примерно на полпути кровотечение ослабело, и он начал кричать при каждом нашем шаге. Я и сам был в состоянии шока, пока мы наконец не добрались до места, а два молодых монтажника дрожали как осиновый лист. Мы внесли его в маленькое деревянное здание, и медсестра, закутанная в теплый платок поверх белого халата, показала нам, куда его положить.
— Я жду доктора с минуты на минуту, — сказала она. — Это хорошо, а то я просто не знаю, что с ним делать.
В горле у монтажника клокотало и булькало, он стонал. Глаза его были широко открыты, и, казалось, он был в сознании, но ничего не говорил.
— Мы вообще-то должны его раздеть, но здесь так холодно, что я боюсь это делать, — сказала медсестра. Как раз в эту минуту вошел доктор. Я его знал. Он как-то раз делал мне перевязку, когда мне на ногу упал кусок чугунной чушки. Он снял тулуп необъятных размеров и вымыл руки.
— Упал? — спросил он, кивком головы указывая на монтажника.
— Да, — ответил я.
— Когда это произошло?
— Около десяти минут назад.
— А это что? — спросил доктор, глядя на медсестру и показывая ногой в угол комнаты. Я тоже посмотрел в ту сторону и только теперь заметил пару поношенных валенок, торчащих из-под очень грязного одеяла на полу.
— Ему на голову балка упала, — ответила медсестра.
— Ну, — сказал доктор, засучивая рукава, — посмотрим, что можно сделать для этого парня.
Он подошел к монтажнику, который теперь лежал очень тихо, глядя на старого бородатого доктора голубыми глазами, полными слез. Я повернулся и хотел было уйти, но доктор остановил меня.
— Когда будете выходить, пожалуйста, позвоните в фабричный отдел здравоохранения и скажите им, что мне просто необходимо, чтобы здесь лучше топили, — попросил он.
Я сделал все, что мог: позвонил по телефону и на своем ломаном русском постарался им передать эту просьбу, но единственное чего добился в ответ, было:
— Товарищ, к сожалению, угля нет.
Я, пошатываясь, возвращался обратно к отводной трубке домны № 3, когда меня окликнул Коля.
— Не ходи пока наверх, на том генераторе, от которого работал твой сварочный аппарат, перегорели щетки. Их починят не раньше чем через полчаса.
Я пошел к конторе вместе с Колей и рассказал ему о монтажнике. Меня трясло от ярости, и я заговорил о том, что надо тщательно проверить все мостки и леса. Колю это не заинтересовало. Он сказал, что для хороших подмостков не хватает досок, что монтажники — это в основном деревенские парни, которые и понятия не имеют, что надо быть осторожными и что при тридцати пяти градусах ниже нуля, да еще и не позавтракав, не очень-то обращаешь внимание на то, что следовало бы заметить.
— Конечно, люди падают и будут падать. Но мы ведь все равно будем строить доменные печи, правда? — И он махнул рукой в сторону доменной печи № 2, над которой виднелось красное зарево, отбрасываемое расплавленным чугуном. Коля увидел, что я не удовлетворен его ответом. «Надо дать этому слегка изнеженному иностранцу — маменькину сынку немного успокоиться», — наверное, подумал Коля. Он похлопал меня по спине.
— Пойдем в контору. Сейчас у нас начнется техническое совещание. Тебе будет интересно.
