Колчаку удалось разглядеть царя лишь тогда, когда он принимал рапорт командира корабля, а затем обходил фронт офицеров. Осмотрев судно, император зашёл с капитаном в его каюту, а потом удалился, приветствуемый матросами, выстроившимися на реях, и салютом из 31 выстрела. Личному составу был разрешён трёхмесячный отпуск. Плавание закончилось.[63]
Колчак посетил адмирала Макарова в день прибытия в Кронштадт, вечером 5 мая. Разговор, видимо, был коротким. 8 мая «Ермак» должен был отправиться в своё первое арктическое плавание. Конечно же ничего уже нельзя было сделать. Офицер не может просто так перейти с судна на судно: необходима санкция министерства, а её за три дня не получишь.
Вместо «Бакана» и «Ермака» Колчак попал на хорошо знакомый ему фрегат «Князь Пожарский», учебное судно Морского корпуса, совсем обветшавшее, не имевшее даже электричества. Это было, писал он, «для меня худшее, что только я мог представить в этом роде».[64] Все планы рухнули. А в военной педагогике Колчак не видел своего призвания. Он свёл воедино и обработал результаты своих наблюдений над течениями в Японском и Жёлтом морях (статья была опубликована в специальном журнале), а затем бросил занятия по гидрологии, решив, что на военной службе они бесперспективны.
На «Князе Пожарском» Колчак сблизился с лейтенантом Борисом Строльманом, окончившим Морской корпус на два года раньше его. У них были примерно одинаковые настроения: бросить всё и уехать. Поискать «типов и ощущений», стать на стезю авантюризма, как откровенно и с иронией впоследствии писал Колчак. Говорили даже о поездке на золотые прииски Клондайка, «не для золота, конечно, а просто чтобы найти обстановку». В конце концов решено было подать прошения о переводе на Тихий океан, выйти там в запас и отправиться вместе, «куда хотели».
Когда закончилось учебное плавание, Строльман вдруг куда-то исчез, и Колчак его более не видел. (Следы Строльмана не прослеживаются и по документам: по-видимому, он ушёл из флота.) Оставшись один, Колчак предпринял ещё одну попытку попасть в экспедицию. В Академии наук, как он знал, готовился проект Русской полярной экспедиции, которая должна была пройти из Кронштадта Северным морским путём до Владивостока. Руководителем экспедиции был назначен известный полярный исследователь Э. В. Толль. В сентябре 1899 года Колчак побывал у него, но получил неопределённый ответ.
Колчак не любил неопределённость. Он перешёл на броненосец «Петропавловск», отправлявшийся на Дальний Восток, с тем чтобы в подходящий момент выйти в запас, остаться в неведомой стране и начать там другую жизнь. Как видно, 25-летний Колчак почувствовал тот многократно описанный в русской литературе «синдром Печорина», когда молодой человек ощущает в себе «силы необъятные», но в условиях устоявшейся рутины не может их применить. И тогда возникает желание бросить вызов судьбе.
Правда, служба на новейшем броненосце, всего лишь два года назад вступившем в строй, первое время увлекла молодого офицера. Но вскоре он увидел, что и здесь «есть служба, но нет практики, нет возможности плавать и жить».
Осенью 1899 года в Южной Африке началась Англо-бурская война. Общественное мнение России стало на сторону буров. У всех на устах была песня:
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне…
И Колчак решил принять участие в этой войне – конечно, на стороне буров. «Я думаю, что каждый мужчина, слыша и читая о таком деле, – писал он, – должен был испытывать хотя бы смутное и слабое желание в нём участвовать. Став снова на точку зрения искателя ощущений, я испытывал неодолимое желание идти туда, где работают современные орудия с лиддитовыми и пироксилиновыми снарядами, где происходит на деле всё то, что у нас на броненосце делается лишь „примерно“». Как видно, не только романтическое желание помочь бурам двигало молодым офицером. Как человек военный, он хотел кроме того приобрести опыт современной войны, совершенствоваться в своей профессии.
За несколько дней до Рождества «Петропавловск» пришёл в Пирей. Колчак почему-то не любил Грецию, Пирей – особенно. Очень возмущался, что русские суда всегда там долго стоят.
В Пирее, когда выпадал досуг, он предпочитал сидеть в каюте и обдумывать план своего участия в африканской войне. Однажды в такой момент ему принесли телеграмму, подписанную лейтенантом Ф. А. Матисеном. Колчаку предлагалась должность вахтенного офицера на шхуне «Заря», отправляющейся в Русскую полярную экспедицию. Вне себя от восторга, он тут же дал ответную телеграмму о своём согласии. Впоследствии Колчак писал, что на своё участие в этой экспедиции он смотрел как на подготовку к будущим антарктическим исследованиям.[65]
Командир корабля Н. Р. Греве не стал удерживать офицера, но сказал, что броненосец вскоре должен уйти в Порт-Саид. Хлопоты о переводе могут затянуться. Поэтому самое лучшее сразу же подать рапорт о выходе в запас. Но всё решилось иначе. Президент Академии наук великий князь Константин Константинович (известный поэт К. Р.) обратился с ходатайством в Морское министерство, и вскоре на корабль пришла телеграмма, предписывающая лейтенанту Колчаку немедленно выехать в Петербург. В первых числах января 1900 года он отправился на пароходе из Пирея в Одессу, а в середине этого же месяца прибыл в столицу.[66]
В его биографии закончилось спокойное течение событий, которое он сам прервал, захотев борьбы и тревог, захотев настоящего дела. Вольно или невольно, случайно или неслучайно события соединялись и развёртывались в первую из четырёх трагедий, составивших его жизнь.
Глава вторая
В ледяном безмолвии Арктики
Близ арктического побережья Восточной Сибири, к северо-востоку от устья Лены, расположен архипелаг Новосибирских островов. Он состоит из трёх групп: на юге – Ляховские острова, к северу – собственно Новосибирские, ещё дальше на северо-восток – небольшая группа островов Де-Лонга (до революции они считались отдельным архипелагом).
Новосибирские острова известны с начала XVIII века, когда в тех краях побывали экспедиции отважных казаков. Они и открыли Ляховские острова, плоские и низкие, зимой почти сливающиеся с окружающими ледяными полями, летом – покрытые буровато-зелёной тундрой. Центральные острова архипелага (Котельный, Фаддеевский, Новая Сибирь) имеют более изменчивый ландшафт. Долго ходили легенды, будто там можно встретить ледяные утёсы, деревянные горы, а по берегам рек валяются кости мамонтов. Особо мрачные поверья были связаны с островами Де-Лонга, открытыми довольно поздно. Но об этом чуть ниже.
