В октябре 1533 года принц Генрих, освобожденный из испанского плена, женился на дальней родственнице[4] Дианы де Пуатье Екатерине, дочери герцога Лоренцо де Медичи, который, в свою очередь, был внуком Лоренцо Великолепного и племянником Римского папы Льва X. Как все браки европейских монархов, это был чисто династический союз. О любви не могло быть и речи, по крайней мере в то время, когда четырнадцатилетний Генрих стал мужем. Да и мнением его ровесницы Екатерины тоже никто и не подумал поинтересоваться.
Брак был заключен в обстановке роскоши, достойной Валуа и Медичи.
Не прошло и года, как при дворе начались интриги, вызванные тем, что супруга дофина никак не могла произвести на свет ребенка. Предполагаемое «бесплодие» жены наследника привело к тому, что любовница Франциска I, герцогиня д’Этамп, в объятиях которой король находил утешение в то время, когда его сыновья были в плену, заговорила о неудачном браке. И надо сказать, слова ее не прошли незамеченными, ибо в те времена они имели силу почти закона.
Огромную заинтересованность в появлении наследника проявлял и папа римский папа Климент VII. По словам Ги Бретона, «ему хотелось уверенности в том, что этот союз будет нерасторжим и что Франциск I не сможет при желании вернуть ему Екатерину по причине «несостоявшихся интимных отношений». Он даже решил не покидать Францию, пока не получит точного подтверждения успешности своих замыслов, но, увы, Генрих старался изо всех сил, но у молодых ничего не получалось, и опасения папы все росли и росли.
Наконец, после длительных и напрасных ожиданий, Климент VII с печалью в сердце уехал. Прежде чем взойти на палубу корабля, он навестил Екатерину Медичи и дал ей последний совет:
— Умная женщина никогда не останется без потомства.
В ответ Екатерина лишь тяжело вздохнула. Мало того, что она вынуждена была оказаться в постели практически неизвестного ей человека, так и долгожданный ребенок никак не желал появляться, несмотря на предсказания астрологов, уверявших, что у нее будет десять детей, а сама она будет королевой Франции.
И вот тут-то из тени и вышла вдова великого сенешаля Нормандии Диана де Пуатье.
Говорят, Генрих был настолько робок в отношениях с женщинами, что его отец сам поручил Диане миссию «просветить» его. Миссию эту она приняла слишком близко к сердцу и очень скоро заняла при Генрихе пост одновременно матери, любовницы и доверенного лица. По определению Ивана Клуласа, «отношения между Дианой и дофином удивительно продвинулись». По всей видимости, под «продвинувшимися отношениями» следует понимать то, что несчастный дофин бесконечно доверял Диане, а также был очарован ее умом и красотой. Этому почти ребенку была очень важна поддержка такой женщины. Потом он увлекся, а Диана лишь «поощрила его к дальнейшим дерзаниям», открыв для него безмерную притягательность женской красоты и душевность, которых юноша не знал и не мог знать. Кстати сказать, именно Диана сумела убедить Генриха в том, что Екатерина — любящая супруга, а все разговоры о ее бесплодии — это всего лишь лживые наветы. Таким образом, она не только предотвратила назревавшие раздоры в королевской семье, но и даже сделала Екатерину Медичи своей союзницей, чтобы вместе с ней противостоять многочисленным дворцовым интригам. Могла ли Екатерина знать, что это было всего лишь начало…
Генрих становится наследником престола
12 августа 1536 года произошло знаменательное и одновременно с этим страшное событие. Старший брат Генриха принц Франсуа внезапно умер, и Франциск I объявил дофином, то есть наследником престола, своего младшего сына. Отметим, что Франсуа умер при таких странных обстоятельствах, что его итальянский виночерпий, обвиненный в том, что подлил яд в его стакан, был приговорен к смерти путем четвертования. Многие говорили, что в смерти принца была повинна Диана, которая и приготовила ему яд, но это так никогда и не было доказано, ибо невозможно (или, вернее, крайне сложно) убедительно доказать то, чего не было.
Екатерина Медичи, почувствовав, что ее мечта стать королевой Франции близка к осуществлению, несколько расслабилась и начала вести при дворе блестящую жизнь, полную удовольствий. Маленькая итальянка очень нравилась Франциску I, оценившему ее привлекательность, ум и культуру. Король не уставал восхищаться этой юной особой, которая изучала греческий и латынь, интересовалась астрономией и математикой, сопровождала его на охоте и нисколько не краснела, слушая фривольные анекдоты, которые он так любил рассказывать. В ответ она разделила его страсть к архитектуре, скульптуре, с энтузиазмом участвовала в строительстве многих замков в Иль-де-Франсе или на берегах Луары. Ко всему прочему, она принимала участие, как достойная наследница итальянского Ренессанса, в увлечениях короля и его сестры Маргариты Наваррской новыми идеями Эразма Роттердамского.
Улыбающаяся, мягкая и обходительная, она умела привлекать к себе людей. Конечно, Екатерина не была красива, но благодаря уму она, по словам Ги Бретона, «умела заставить забыть о своем круглом лице и толстых губах и обратить внимание на красивые ноги». С этой целью она придумала особый способ садиться на лошадь. Если женщины той эпохи взбирались на своих иноходцев боком, вставая ногами на специальную подставку, дофина для этого вставляла левую ногу в стремя, а затем заносила правую ногу на седло, то есть садилась «амазонкой». Король во время выездов на охоту глаз не мог отвести от икр своей невестки.
Пока Екатерина Медичи демонстрировала свои ножки, ее муж Генрих, которому новый титул также придал чуть больше уверенности, продолжал усердно ухаживать за Дианой де Пуатье.
Его верность Диане действительно поражала. По словам Майкла Фарквара, она «совершенно очаровала Генриха, несмотря на то что годилась ему в матери. Она оказалась абсолютной противоположностью его тошнотворно скучной жене, неказистой итальянке Екатерине Медичи». И наследник престола, не знавший ничего, кроме неумелых ласк жены и мимолетных объятий маркитанток во время частых военных экспедиций, продолжал носить цвета Дианы, называл ее своей «дамой» и засыпал страстными поэмами, над которыми корпел целыми ночами.
Строгая вдова, вот уже несколько лет не снимавшая траура и взиравшая на мужчин с полным безразличием, была взволнована и, как пишет один историк, «почувствовала сильный жар, неодолимое влечение и острое желание мужских ласк». Это привело Диану в прекрасное расположение духа и побудило приступить к диалогу с Генрихом уже с новых позиций. Проявляя изощренную ловкость, она постепенно распалила чувства дофина до самой крайней степени, представая перед ним попеременно кокетливой и по-матерински заботливой, влекущей и любящей.
