Спустя три месяца после смерти отца Генрих II подарил своей возлюбленной замок Шенонсо, волшебную красоту которого нельзя описать, ибо это может быть под силу лишь поэтам.
Вскоре Диане была оказано еще одно, дотоле неслыханное благодеяние. В соответствии с традицией при смене царствования должностные лица обязаны были платить огромный налог «за подтверждение полномочий». По различным оценкам, этот чрезвычайный налог составлял от 100 000 до 300 000 экю. На сей раз этот золотой дождь пролился не на королевскую казну, а на Диану де Пуатье. Мало того, отныне она должна была получать и часть налога на колокола и колокольни. Этот жест короля только в первый год принес Диане еще более 500 000 ливров[5].
При всем при этом Диана страдала оттого, что не может занять место, которое соответствовало бы ее истинному могуществу. Ей хотелось получить собственный титул. Генрих понял это, и на следующий год после коронации она получила титул герцогини де Валентинуа. А еще он аннулировал вердикт, согласно которому в свое время было конфисковано имущество ее отца, и эти земли, соединившись с землями Валентинуа, стали приносить Диане еще большие денежные поступления.
Все герцоги королевской крови были возмущены тем, что дочь какого-то де Сен-Валлье по своему достоинству была поднята до уровня королевской династии. Фаворитка, подписывавшаяся отныне «Диана де Пуатье, герцогиня де Валентинуа, дама де Сен-Валлье», стала еще более ненавистной, чем когда-либо. Один из завидовавших ей тогда написал:
«Невозможно выразить, какого величия и всемогущества достигла герцогиня де Валентинуа. Вот когда все пожалели о мадам д’Этамп».
Ревность Екатерины Медичи
Екатерина Медичи, внешне всегда сдержанная и невозмутимая, безумно ревновала короля к неувядающей Диане. Пьер де Бурдей, сеньор де Брантом, в своей книге «Жизнь галантных дам» приводит один эпизод, героев которого узнать несложно. Вот он:
«Один из владык мира сего крепко любил очень красивую, честную и знатную вдову, так что говорили даже, будто он ею околдован <…> Сие изрядно сердило королеву. Пожаловавшись на такое обращение своей любимой придворной даме, королева сговорилась с ней дознаться, чем так прельщает короля та вдова, и даже подглядеть за играми, коими тешились король и его возлюбленная. Ради того над спальнею означенной дамы было проделано несколько дырочек, дабы подсмотреть, как они живут вместе, и посмеяться над таким зрелищем, но не узрели ничего, кроме красоты и изящества. Они заметили весьма благолепную даму, белокожую, деликатную и очень свежую, облаченную лишь в коротенькую рубашку. Она ласкала своего любимого, они смеялись и шутили, а любовник отвечал ей столь же пылко, так что в конце концов они скатились с кровати и, как были, в одних рубашках, улеглись на мохнатом ковре рядом с постелью <…> Итак, королева, увидев все, с досады принялась плакать, стонать, вздыхать и печалиться, говоря, что муж никогда так с ней не поступает и не позволяет себе безумств, как с этой женщиной. Ибо, по ее словам, между ними ни разу подобного не было. Королева только и твердила: «Увы, я пожелала увидеть то, чего не следовало, ибо зрелище это причинило мне боль».
Годы спустя сеньор де Брантом не переставал восхищаться преданностью «величайшего суверена, так пылко любившего знатную вдову зрелых лет, что покидал и жену, и прочих, сколько бы ни были они молоды и красивы, ради ее ложа». Но к тому он имел все основания, ибо это была одна из самых красивых женщин, какие только рождались на свет. По словам Ги Бретона, «ее зима, несомненно, стоила дороже, чем весны, лета и осени других».
В результате Екатерина жила в мире, все предметы которого носили зримый или тайный отпечаток любви ее мужа к Диане де Пуатье. Гобелены, драпировки, обивка мебели, охотничьи флажки, посуда — все было украшено ее вензелями или аллегорическими картинами из жизни античной богини Дианы. Королева все видела, все знала, но изменить происходившее было не в ее власти. Тем более что советы Дианы не пропали даром — на свет стали появляться многочисленные наследники, и за это следовало быть благодарной именно ей.
Диана всегда присутствовала при рождении королевских детей, всегда лично выбирала для них кормилиц, решала, когда ребенка пора отнимать от груди, следила за порядком в замках, которые она подыскивала для летнего или зимнего пребывания царственных птенцов.
К сожалению, королевские дети часто болели, и Диана мигом приказывала привести врачей, раздобыть необходимые лекарства. Но состояние здоровья Дианы беспокоило короля Генриха ничуть не меньше. Вот что писал он своей драгоценной возлюбленной, узнав, что она нездорова:
«Любовь моя, умоляю вас написать мне о вашем здоровье, так как, услышав, что вы больны, пребываю в великой горести и не ведаю, что предпринять. Если вам по-прежнему плохо, я не хотел бы манкировать долгом вас навестить, дабы служить вам, как обещал, и еще потому, что для меня невозможно жить, столь долго не видя вас».
Каким же он был в жизни, этот человек, который был неспособен жить вдали от своей Дианы? По всей видимости, это был человек незаурядный в самом прямом смысле этого слова. Венецианский посол Лоренцо Контарини, описывая Генриха, которому в ту пору было тридцать три года, говорил, что он был высок и в меру плотен, волосом черен, что у него красивый лоб, живые темные глаза и борода клинышком. Вот продолжение его описания:
«Сложения он могучего, а потому большой любитель телесных упражнений… Короля отличает столь явная природная доброта, что в сем отношении с ним невозможно сравнить ни одного принца, даже если поискать такового во временах крайне отдаленных… Никто не видит его в гневе, разве что иногда во время охоты, когда приключится нечто досадное, да и то король не употребляет грубых слов. А потому можно сказать, что благодаря своему характеру он и впрямь очень любим…»
Изменял ли он хозяйке своего сердца Диане? Конечно, изменял. Такие уж были времена, и иначе рассказ об этой великой страсти был бы неправдоподобен. Но измены Генриха были так мимолетны, и он так тщательно скрывал их от Дианы, что они кажутся капризом пресытившегося подарками ребенка.
Наиболее известна история с гувернанткой маленькой королевы Шотландии, вошедшей в историю под именем Марии Стюарт. Та вместе со своей наставницей Джейн Флеминг жила в замке Сен-Жермен-ан-Ле, где на полтора месяца остановился во время своих многочисленных путешествий Генрих II.
