Донатик! Пожалуйста, не считай, что это абсолютная белиберда. Я хотел туда вложить смысл, пусть озорной, но все же разумный.
Сергей.
[Осень 1962. Коми — Ленинград]Донат! Посылаю три стиха. Вернее, первые два — это песенки. К ним есть музыка Додулата.
ПАМЯТИ Н. ЖАБИНА
Жабин был из кулачья,
Подхалим и жадина.
Схоронили у ручья
Николая Жабина.
Мой рассказ на этом весь,
Нечего рассказывать.
Лучше б жил такой, как есть
Николай Аркадьевич.
* * *
Я все это помню прекрасно
Порой проклиная судьбу,
Мне нравилась девушка в красном
С отчаянной челкой на лбу.
Такие не нравятся мамам:
(«Смотри, доведет до тюрьмы»).
Они доставались упрямым,
Другим доставались, а мы…
Смеялись, прощали обиды
Порою мрачнели на миг
Мы их очень крепко любили
Мы даже женились на них.
* * *
Мне аплодировали охры
Зимой, на станции Юкарка
Под потолком портянки сохли
Топилась печь и было жарко
А я и не заметил даже
Что время близится к рассвету
И охры все кричали: «Дальше!
Серега, мать твою разэтак».
Они не разбирались в стиле
Они не думали об этом
Чего не поняли, простили
И нарекли меня поэтом
Они мне хлопали, а после
Пожав мне руку напоследок
Они со мною вместе мерзли
Через тайгу бредя по следу.
Всем привет.
Сергей.
17 ноября 1962. [Коми — Ленинград]Дорогой Донатец!
Дело в том, что у нас пронесся слух, что в связи с заявлением Хрущева, что он в 1965 году продемонстрирует последнего заключенного по телевизору, в связи с этим предстоит в 63 году амнистия. Не знаешь ли ты что-нибудь об этом, не слышал ли такого разговора? Если сможешь, узнай. Писем от тебя уже нет 3 дня.
Сережа.
Привет всем.
[Осень 1962. Коми — Ленинград]Дорогой Донат!
У меня все в порядке. Посылаю тебе посредственное стихотворение. Дело в том, что Светлана узнала, конечно, что у меня есть жена и, конечно, решила, что я держу ее (Светлану) для удобства поблизости, а после армии поеду домой. Стихотворение плохое, но в середине есть одна хорошая рифма.
Привет Люсе и Ксюше.
Жду писем.
Сережа.
Немало есть дорог, их сосчитать нельзя
Как например, в тайге число тропинок лисьих.
Светлана! Я вернусь, когда осенний сад
В аллеях заглушит шаги шуршаньем листьев.
Не будем говорить, кому из нас трудней,
Часы пробили семь. Уже пора идти мне.
Лишь иней на губах от варежки твоей,
И в жизни у меня нет ничего интимней.
Прости меня за то, что был однажды счастлив
Еще до наших встреч, недолгих и нечастых.
П. С. Еще есть второй вариант последней строчки:
Махнув рукой на прошлое вранье
Прости мне счастье прошлое мое.
Привет.
Сережа.
19 ноября [1962. Коми — Лєнинград]Дорогой Донат!
У меня все в порядке. Ничего нового. Жду писем. Привет Люсе и Ксюше.
Я знаю, что лихие мастаки
Порою нам, бездельникам, завидуют.
Они себе конторами заведуют
А мы царапаем стихи,
Они поэтов потчуют вином
Приятно им знакомиться с поэтами
Они не знают их, и вот поэтому
Они и заблуждаются в одном
Ох! Если б им увидеть по ночам
Как мы сидим беспомощны и строги
И косо перечеркивая строки
Боимся солнца первого луча
Привет.
Сережа.
[Осень 1962. Коми — Ленинград]Дорогой Донат!
Очевидно, в одном из писем тебе я случайно отослал короткое письмо Асе. Ты ей его передай. У меня все в порядке. Служу сейчас дежурным по штабу, по ночам. Все в порядке. Понравились ли тебе стихи: «Держите вора!» и «Я в эту ночь расставлю часовыми»?
Газетка «Молодежь Севера» скандалит со мной из-за того, что я пишу грустные стихи, но я на них плевал. Все равно они, какашки, денег не платят. Плохо, что ты болеешь, Донат. Очень скверно. Я, извини меня, вполне здоров. Однажды послал тебе омерзительное стихотворение «Разговор с конкурентом». Ты его порви и выбрось, чтоб не воняло. А «полупустое кафе» я куда-нибудь всобачу. Написал я четыре рассказа. До этого несколько раз начинал повесть, да все рвал. Еще рано.
Ничего нового, Донат.
Пиши. Позвони, пожалуйста, маме, передай ей поклон, скажи, что все в порядке.
Сережа.
Р. S. Привет Людмиле Ивановне и Ксюше. Получила ли она мое письмо?
С. Д.
24 ноября [1962. Коми — Ленинград]Дорогой Донат! Я получил твое письмо, где ты пообещал разобраться в стихах про Дантеса и «Немало есть дорог». Но отзыва на эти стихи еще не получил. Жду. За Ксюшину карточку спасибо. В ближайшие два дня напишу ей.
В течение трех дней я не писал тебе по той неприятной причине, что сидел на гауптвахте за избиение ротного писаря. Не побить его я не мог, и начальство понимало, что я прав, но для порядку намотали мне двое суток. Сидеть было весело, т. к., узнав об этом, Додулат немедленно нагрубил командиру взвода, нагрубил умышленно, и его посадили ко мне. Он всю ночь мучил меня философскими вопросами вроде того, что, может ли человек помнить момент своего рождения. Он уверяет, что помнит. Мы сочинили с ним одно стихотворение (в конце письма) и песню (художественной ценности не представляет).
Вся рота относится ко мне великолепно, все время просовывали мне под дверь папиросы и печенье, т. к. на «кичке» скверно кормят и нельзя курить. Они устраивали демонстрацию у моих дверей, и я был капельку Манолисом Глезосом. При этом они распевали песню нашу с Додулатом:
Мои друзья давно сидят на «кичке»
Их выпускают только лишь в сортир
Мои враги давно таскают лычки
И каждый хер над ними командир.
И т. д.
