Василий Балакин - Екатерина Медичи

В этом супружеском треугольнике у каждого была своя роль: Екатерина глубоко и нежно любила Генриха, тот пылал страстью к Диане, а она, великодушно позволяя любить себя (сама-то она, как говорили, не любила никого и ничего, кроме денег), выступала в качестве своего рода распорядительницы. Именно она была цементирующим элементом этой оригинальной конструкции, просуществовавшей более двадцати лет. Превратив Екатерину в машину для производства детей, метресса упрочивала и свое положение при дворе: у постоянно беременной или приходящей в себя после родов дофины, а затем королевы просто не оставалось времени с горечью подумать о собственной участи или заняться интригами.

Позаботившись о том, чтобы Екатерина регулярно производила потомство, Диана отнюдь не считала, что на этом ее миссия завершена. Она, к великой досаде матери, самым беспардонным образом вмешивалась в воспитание ее детей. Она прямо-таки завладевала ими, полагая, что это дети Генриха, а тот принадлежит ей. Не спрашивая мнения матери, фаворитка подбирала детям кормилиц, а затем и наставников. Она словно стремилась запечатлеть свой «светлый» образ в сознании детей своего возлюбленного, как будто каким-то непостижимым образом предчувствовала, что переживет его и тогда сможет найти опору в наследнике престола, к воспитанию которого приложила руку.

Нетрудно представить себе, какие чувства терзали Екатерину. Ее положение стороннему наблюдателю должно было казаться унизительным, однако она стерпела всё, проявив при этом лучшие качества представительницы рода Медичи, прежде всего выдержку и благоразумие. Пророчество Руджери, определенно, стало сбываться, и пусть пока торжествует Диана, непременно наступит час триумфа для нее, Екатерины.

Большим утешением для нее служило и то, что Франциск I по-прежнему благоволил ей, оказывал знаки своего доброго отношения. Он любил проводить время в ее обществе, беседовать с ней, в том числе и о делах государственной важности, словно готовя ее к предстоящему нелегкому поприщу. Прилюдно он уже обращался с ней как с будущей королевой. Это особенно бросалось в глаза, поскольку его отношения с сыном, и прежде весьма прохладные, в последнее время стали откровенно натянутыми. Франциску I посчастливилось дожить до появления на свет внучки: 2 апреля 1545 года, как уже было сказано, Екатерина родила девочку, которую назвали Елизаветой в честь дочери Генриха VIII Английского, выступившего в качестве крестного в ознаменование очередного потепления в англо-французских отношениях.

Рождение дочери и пышные торжества по случаю ее крестин позволили Екатерине на время выйти из тени своей соперницы. Словно желая продлить счастье супруги, Генрих, отправляясь к восточным рубежам королевства, дабы лично проконтролировать строительство фортификационных сооружений, взял ее с собой. Екатерина, едва оправившаяся после родов, с радостью последовала за любимым супругом. Это было ее первое участие в официальном государственном мероприятии. Она ликовала от счастья, находясь рядом с Генрихом, хотя бы на время вырвавшимся из-под несносной для нее опеки Дианы. В этой незабываемой поездке даже худо оборачивалось для Екатерины добром. Ноябрьская слякотная погода больно ударила по ее еще не окрепшему организму, и она слегла. Болезнь оказалась довольно тяжелой, но именно в этом несчастье Екатерине довелось испытать великую радость: супруг, преисполненный заботой и лаской, буквально не отходил от ее изголовья. Она чувствовала себя любимой.

Словно по иронии судьбы счастливый период в жизни Екатерины совпал с завершением земного пути ее неизменного и самого надежного покровителя — короля Франциска I. Всякого рода излишества подорвали богатырское здоровье этого рыцаря без страха и упрека. Едва перешагнув пятидесятилетний рубеж, он обречен был на неравную борьбу с различными недугами, которых у него оказался целый букет и которые подолгу приковывали его к постели. Страдания он переносил с присущим ему мужеством. Чувствуя приближение конца, он позвал к себе Генриха и помирился с ним, дав ему последние отцовские наставления. Наиболее примечательным из них было предостережение сыну: не подпадать всецело, как это было с ним самим, под влияние женщин. Он не утаил от дофина, что его беспокоит та власть, которую забрала над ним Диана де Пуатье, за которой стоял целый сонм Гизов. Их-то он и велел особенно опасаться. Екатерина, слышавшая это, крепко запомнила последнее наставление тестя. Напоследок он попросил сына взять под свое покровительство мадам д’Этамп, но это уже было слишком для Генриха и Дианы.

31 марта 1547 года на пятьдесят четвертом году жизни Франциск I испустил дух. Для Екатерины начинался новый период — она становилась королевой Франции. Пророчество Руджери полностью сбылось, но что ожидало ее впереди? Первые роли отводились Генриху и его ненаглядной метрессе, а какую роль предстояло играть ей самой?

Со смертью Франциска I сошла со сцены придворных интриг и группировка мадам д’Этамп. Сама она готовилась к худшему, вплоть до физической расправы, однако Диана де Пуатье, видимо, решила не создавать опасного прецедента и ограничилась лишь тем, что прогнала ее с глаз долой. Об остальном позаботился законный супруг бывшей королевской фаворитки, не простивший ей своих унижений и в отместку за всё заточивший ее в одном из дальних имений в Бретани, где она в полном забвении провела последние 18 лет своей жизни. Что же касается новой королевы, то в ее положении существенных перемен на первых порах не произошло. Супружество втроем продолжалось, с той лишь разницей, что теперь Екатерина, являясь супругой короля и матерью дофина, требовала более почтительного отношения к себе, хотя и продолжала держаться в стороне от важных государственных дел и придворных интриг. Такой порядок вещей вполне устраивал Диану.

Ко двору возвратился коннетабль Монморанси, в свое время отправившийся в добровольную ссылку благодаря проискам мадам д’Этамп. У Екатерины сложились с ним самые добрые отношения, так что, обращаясь к нему, она употребляла выражение «мой приятель». Правда, он был дружен и с Дианой, однако Екатерина готова была мириться с этим, зная его как убежденного сторонника Генриха II. Еще большую приверженность, прямо-таки слепую, фанатичную привязанность к ней проявлял Гаспар де Таванн. Однажды этот суровый и бесстрашный воин, видя, как Екатерина страдает от унижений, причиненных ей Дианой, заявил ей, что готов отрезать у ее обидчицы нос и принести его в качестве трофея. Королева насилу удержала его от столь безрассудного поступка, однако, тронутая этим пусть и варварским, но искренним душевным порывом, по достоинству оценила своего нового союзника. В дальнейшем Таванн проявлял беззаветную преданность не только самой Екатерине, но и ее любимому сыну Генриху, который своей полководческой славой во многом обязан этому человеку.