дала им сбор, а мне пользы мало; кроме убытка, даже ничего нет. От профессорства в Академии отказался. Я люблю свободу. А нужды нет. Теперь в Москве тепло стало, а то морозы с ветром были. Заходил ко мне Александр Петрович Кузнецов. У Саввы Ивановича Мамонтова дочь замужняя (Самарина) умерла. Были с Леной на похоронах. Жаль, молодая была.
Ну, целую тебя, Сашок.
Твой Вася
О.В. и П.П. Кончаловским. Красноярск, 18 сентября 1900
Здравствуйте, Олечка, Петя, Наташа и Миша!
Получил я фотографию с плафона. Удивительно закончено. Есть интересные детали. Недаром говорил покойный Семирадский, что «полезно бывает иногда художнику и стену расписать». Это приучает и к смелости и к законченности произведения. А между тем это не декорация. Так и здесь. Вчера получил и Наташино письмо. Волочка у буквы У не в ту сторону, а в другую. Ну, да это поправится со временем. Хомут Мише привезем с собой. Решили не оставаться на зиму. Внизу очень душно, а наверху жаль гнать жильцов, живущих уже 7 лет, без особенной в том надобности. Если бы картину писать, то так, а то вдвоем слишком много помещения. Вот если бы всем нам с вами, то так. Как я уже писал, выедем 2 октября и 7‑го, бог даст, увидимся. Погода только что здесь начала поправляться, а все уж пожелтело. Чернышев много интересных домов понастроил в Красноярске, так что вид у него стал другой теперь. Мало деревянных домов осталось. Есть один автомобиль – по улицам.
Целую вас всех.
Папа
К.С.Станиславскому. Москва, 20 ноября 1909
Многоуважаемый Константин Сергеевич!
Видел я вчера «Анатэму». Постановка и исполнение выше всяких похвал. Нравственное значение трагедии огромное. Нашел я одну только ошибку. В Академии, когда я изучал ассирийское искусство, то во время плена вавилонского евреев я запомнил молитву их, в русском тексте так написанную: Сур мэшали, охалну боруха иемунай, Совэйну, взикарну кидвар Адонаи. Нужно имя бога произносить: Адонаи, а не Аденоид (аденоиды – это опухоли горловых желез). Будет звучно, верно и красиво произносить Адонаи. Адонаи. Не знаю, как Л.Андреев впал в эту ошибку.
Ну, до свидания. Спасибо.
Жму Вашу руку.
В.Суриков
Василий Суриков с внуками – Натальей и Михаилом
В.А.Никольскому. Москва, 28 декабря 1909
Многоуважаемый Виктор Александрович!
На письмо Ваше я отвечаю, что я не принял предложения Академий ехать на 3 года за границу, а вместо этого я взял заказ написать «Вселенские соборы» в храме Спасителя. И отлично сделал. Приехавши в Москву, попал в центр русской народной жизни, – я сразу стал на свой путь. Относительно «Разина» скажу, что я над той же картиной работаю, усиливаю тип Разина. Я ездил в Сибирь, на родину, и там нашел осуществление мечты о нем. Благодарю Вас за присылку Ваших работ, я только начал их читать. Нету пера – пишу кистью.
Ваш В.Суриков
В.А.Никольскому. Москва, 11 января 1910
Многоуважаемый Виктор Александрович!
Рисунок вышлю на днях, а относительно портрета, который я Вам послал, то он, может быть такой же, Фишером лучший послан, в отпечатке. Напишите ему. Были ли вы за границей, и если были, то когда? Меня смущает относительно заграницы картина «Из римского карнавала». – Я был три раза за границей и в одной из поездок написал картину «Из римского карнавала» в 1884 году. В каком году была выставлена картина «Христос исцеляет слепого» и где она теперь? – Она была выставлена, кажется, в 1890 или 1891 году. Она у меня. Когда появился на выставке «Переход Суворова через Альпы»? Справедливы ли уверения, что эта картина писана по заказу? – «Суворов» был выставлен в I899 году. Этот год совершенно случайно совпал со столетием пере, хода его через Альпы и никто мне этой картины не заказывал, да и «Ермака» тоже. Я никогда своих картин по заказу не писал, кроме храма Спасителя в Москве. Кто был вашим профессором в Академии? – Шамшин, Виллевальд, Чистяков, Бруни, Иордан, Вениг Нефф, а в Красноярской гимназии – учитель Николай Васильевич Гребнев. Он в юности моей горячо желал, чтобы я шел дальше и ехал в Академию. Слух обо мне дошел до известного Сибирского золотопромышленника П.И.Кузнецова, который и помог мне добраться до Академии.
Открытое письмо попечителю Третьяковской галереи. Москва, 17 сентября 1913
Так много говорят о преобразованиях в Третьяковской галерее, что, я думаю, и мне нелишне будет сказать несколько слов. Многие нападают на эти преобразования, но совершенно напрасно. Что картинам нужно? Свет! И вот этого, благодаря усилиям и трудам администрации галереи, вполне удалось достигнуть. Какая дивная огромная зала получилась с вещами Репина! Их только теперь можно и видеть в настоящем виде. Этюды Иванова к «Явлению Христа народу» стали особенно яркими и колоритными от света. Перовский «Никита Пустосвят» выиграл от перемещения в другую комнату. Вещи В.Маковского, картины Крамского тоже освещены в громадной зале. Но по эффекту лучше всех брюлловская зала. Она напоминает парижский Лувр. Ничто теперь не мешает смотреть. Перегородки убраны, многие картины старых русских мастеров, запрятанные под потолок и в углы, совершенно мне были неизвестны, и теперь для меня новость и доставляют наслаждение, поставленные на свет. Не сомневаюсь, что и остальные вещи также будут удачно размещены колоссальный труд еще не закончен. Покойному П.М.Третьякову просто некогда было заниматься систематическим размещением картин. Ему важно было одно: чтобы нужные для галереи картины не ушли мимо. И при жизни он не считал дела законченным. При этом он всегда шел навстречу желаниям художников. Мне случилось как-то говорить с ним о том, что картину мою «Боярыня Морозова» ниоткуда не видно хорошо. Тогда он сказал: «Нужно об этом подумать». И вот подумали. Расширили дверь комнаты, где помещена картина, и мне администрация галереи показала ее с такого расстояния и в таком свете, о которых я мечтал целых двадцать пять лет. И если по каким-либо непредвиденным обстоятельствам дверь опять заделают кирпичами, то об этом можно будет только пожалеть. Вообще до предполагаемой постройки новой Третьяковской картинной галереи все эти временные улучшения вполне целесообразны и необходимы.
В.Суриков
Александр Иванович Суриков
Воспоминания о брате
В первый раз брат Вася после поступления в Академию приезжал в Красноярск летом в 1873 году, но жил дома слишком мало, так как с Петром Ивановичем Кузнецовым ездил к нему на прииск. Возвратившись домой в конце августа, вскоре уехал обратно в Питер. Во все его короткое пребывание в Красноярске я с ним побывал раза два-три в саду (где он любовался китайской беседкой и ротондой, в последней он когда-то танцевал). Затем он приезжал в Красноярск в 1887 году, год солнечного затмения, женатым и с двумя маленькими дочерьми; тут мы всей семьей проводили время вместе, ездили в дер. Заледееву (Бугачеву), Торгашино и Базаиху, почти ежедневно бывали в саду, где тогда очень часто устраивались гулянья. Накануне солнечного затмения мы с Васей натягивали холст на подрамники для рисования. 7 августа утром Вася уехал один на гору к часовне, где устроился на склоне к западу от часовни,
