После избрания 21 февраля 1613 года Земским собором на царство Михаила Феодоровича Романова участники собора направили на Красную площадь особую депутацию из четырех наиболее уважаемых людей, чтобы возвестить народу о своем выборе. В состав этой депутации, объявившей с Лобного места об избрании нового царя, входил и Василий Петрович Морозов.
Через полгода, 11 июля 1613 года, Василий Петрович был одним из главных участников торжественного венчания на царство юного Михаила Феодоровича. Царь не забыл заслуг Морозовых и приблизил их ко двору. Внуки Василия Петровича Борис и Глеб уже с 1614 года были взяты «на житье» во дворец и служили спальниками царя, то есть входили в число самых приближенных к нему людей. В 1634 году Иван Васильевич и Борис Иванович Морозовы были пожалованы в бояре, при этом последний одновременно назначался «дядькой», то есть воспитателем, наследника престола — пятилетнего царевича Алексея.
Борис Иванович был человеком умным, ловким, достаточно образованным и известным своей привязанностью к иностранцам и иностранным обычаям. Так, Адам Олеарий описывает, как он провожал 30 июня 1636 года голштинское посольство в Персию:
«Едва мы немного отъехали от берега, подошел сюда молодого князя гофмейстер Борис Иванович Морозов, доставивший разных дорогих напитков и имевший при себе трубачей своих. Он попросил послов немного пристать, чтобы он мог на прощанье угостить их. Послы, однако, отказались, а так как перед этим… он некоторым из нас на соколиной охоте доставил большое удовольствие, то мы и подарили ему серебряный прибор для питья. После этого в особой маленькой лодке он довольно долго ехал рядом с нами, велел своим трубачам весело играть, а наши им отвечали. Через некоторое время он даже пересел в нашу лодку и пил с нашими дворянами вплоть до утра, после чего он, со слезами на глазах, полный любви и вина, простился с нами»[59].
Однако далеко не все иностранцы разделяли любовь всесильного боярина к ним. Августин Мейерберг, например, характеризует Морозова в таких нелицеприятных словах, заодно высокомерно осуждая всю московскую образованность того времени: «Этого отрока (Алексея Михайловича. — К. К.) отец поручил боярину Борису Ивановичу Морозову для обучения добрым нравам и наукам; но Морозов не в состоянии был напечатлеть на чистой скрижали отроческой души те образы, о которых у самого его не было в голове понятия. Москвитяне без всякой науки и образования, все однолетки в этом отношении, все одинаково вовсе не знают прошедшего, кроме только случаев, бывших на их веку, да и то еще в пределах Московского царства, так как до равнодушия не любопытны относительно иноземных; следовательно, не имея ни примеров, ни образцов, которые то же, что очки для общественного человека, они не очень далеко видят очами природного разумения. Где же им обучать других, когда они сами необразованны и не в состоянии указывать перстом предусмотрительности пути плавания, пристани и бухты, когда не видят их сами?»[60]
Морозов неотлучно находился при царевиче Алексее в течение тринадцати лет. Именно он познакомил своего воспитанника с Западом, обучал его космографии, географии, привил привычку носить европейскую одежду и вкус к хозяйственной деятельности. О самом Борисе Ивановиче в Москве поговаривали: «Борис-де Иванович держит отца духовнаго для прилики людской, а киевлян-де начал жаловать, а то-де знатно дело, что туда уклонился к таковым же ересям». К несчастью, посеянная и взращенная им в царевиче любовь ко всему заграничному сопровождалась пренебрежением к своему, отечественному, пренебрежением, которое впоследствии перерастет в отторжение, а у сына царя Алексея Михайловича Петра приобретет формы поистине чудовищные, вылившись в лютую ненависть к старой Московской Руси. Даже такой благожелательно настроенный к Алексею Михайловичу историк, как В. О. Ключевский, писал: «Царь во многом отступал от старозаветного порядка жизни, ездил в немецкой карете, брал с собой жену на охоту, водил ее и детей на иноземную потеху, «комедийные действа» с музыкой и танцами, поил допьяна вельмож и духовника на вечерних пирушках, причем немчин в трубы трубил и в органы играл; дал детям западно-русского ученого монаха (Симеона Полоцкого), который учил царевичей латинскому и польскому»[61].
Сам боярин Морозов был обладателем редчайшей по тем временам библиотеки. Здесь были книги не только духовного, но и просветительского, светского содержания, не только отечественные издания Московского печатного двора, но и западные издания, выпущенные в Париже, Кельне, Франкфурте-на-Майне, Венеции, Базеле и Кракове. Среди авторов люди Античности и эпохи Возрождения, лица разных национальностей и даже вероисповеданий. Здесь были представлены Аристотель и Цицерон, Саллюстий Крисп и Гален, папа Григорий I Великий и архиепископ Кирилл Александрийский, Аврелий Августин и Альберт Великий, Марсилий Падуанский и Помпей Трог. «Даже по отдельным произведениям можно представить, каковы были тяга к европейской образованности, культурный уровень и интересы в боярской среде… Список книг боярина Б. И. Морозова свидетельствует об образованности высшего московского общества в середине XVII века: латинский язык в те времена был языком науки и знаний»[62].
* * *
Итак, пока молодой царь развлекался, не проявляя ни малейшего интереса к управлению вверенным ему государством, во главе правительства фактически находился его «дядька» боярин Борис Иванович Морозов. Устранив конкурентов, он сосредоточил в своих руках ключевые посты в Московском государстве, а во главе важнейших приказов поставил близких ему людей.
Борис Иванович Морозов стал управлять одновременно несколькими важнейшими приказами: приказом Большой казны (главное финансовое учреждение страны), Иноземным и Стрелецким приказами. Кроме того, он управлял и приказом Новой четверти, державшим государственную монополию на питейное дело. Под начало Морозова был отдан также Аптекарский приказ, осуществлявший надзор за врачами, аптеками, приглашавший специалистов из-за границы, готовивший собственные кадры и отвечавший за медицинскую помощь в войсках. Кроме того, главнейшей его функцией была забота о здоровье государя и его семьи. Тем самым Морозов сосредоточил в своих руках всё: и деньги, и армию, и наемных иностранных специалистов, в том числе командиров новых регулярных полков.
Кроме любви ко всему иностранному царского «дядьку» Бориса Ивановича Морозова отличала необыкновенная страсть к стяжанию и накопительству. А. Мейерберг отмечал, что у него была «такая же жадность к золоту, как обыкновенно жажда пить»: «Это был человек с природным умом и, по своей долговременной опытности, способный править государством, если бы только умел ограничивать свое корыстолюбие»[63]. Будучи бездетным, Морозов до последнего дня жизни был озабочен расширением собственного хозяйства. Естественно, что, став во главе правительства, он постарался еще более приумножить свои и без того немалые владения, без всякого стеснения пользуясь своим служебным положением.
