Во время зверобойки в следующем году произошло несчастье. Наш самолет в это время находился в Койде.
На Белом море опять разгулялся жестокий шторм. Огромные свинцовые валы били о берег. Свирепый ветер гнал ледяные поля. Они с грохотом сталкивались и ломались.
Население Койды укрылось по домам, молясь о своих близких – «плавающих и путешествующих».
На третье утро в нескольких километрах от села выбросило на берег лодку. В ней находился полузамерзший, голодный и измученный человек. Это был один из койдинских охотников. Он бессвязно рассказал, что два его товарища зверобоя перебрались на льдину, где была залежка тюленя; внезапно разразился шторм и унес льдину с двумя людьми далеко в море. Ему одному удалось спастись, остальные, вероятно, погибли…
В Койде наступило уныние. Тяжело было глядеть на осиротевших ребят и подавленных несчастьем жен.
– Не горюйте, мы будем искать ваших мужей, – обнадеживали я и бортмеханик неутешных женщин, хотя сами мы мало рассчитывали на успех.
«Если даже охотники не утонули, то за прошедшие штормовые дни, наверно, они погибли от голода и стужи», думал я.
Вскоре, чуть утихла пурга, мы вылетели на поиски. Кружа над районом, где произошло несчастье, я всматривался в обломки ледяных полей, на которых могли оказаться пропавшие охотники. Напрасно. На другой, на третий и на четвертый день мы снова летали, но, как и прежде, безуспешно. С каждым разом все больше тускнела надежда.
Как больно было возвращаться в Койду, где нас нетерпеливо ожидало все население!
«Зачем только понадобилось нам внушать надежду несчастным семьям?» досадовал я.
На восьмой день после начала шторма мы опять отправились в полет.
Помню, выдался чудный день. Облака рассеялись, исчез туман, выглянуло солнце. Бирюзой отливало небо. Я с летчиком Михеевым вылетел и взял курс на Колючинскую губу. Уже сорок минут самолет кружил над Белым морем. И вдруг на одной из пловучих льдин бросились в глаза две крошечные черные точки. Они двигались к середине льдины. Звери или люди? На это с высоты восьмисот метров было очень трудно ответить. Но тюлень обычно держится по краям ледяного поля…
– Давай посмотрим, – сказал я Михееву.
Снизившись, самолет стал описывать над льдиной все более и более мелкие круги. Люди! Койдинские зверобои… Живы!..
Промышленники отчаянно махали шапками. Им казалось, что самолет удалится, не заметив их. Камнем полетел вниз вымпел с запиской:
«Не беспокойтесь. Будем следить за вами. Вот бросаем вам часть продуктов. Не набрасывайтесь сразу на еду, так как это опасно для жизни. Ешьте понемногу. Через два часа привезем вам одежду».
Мы сбросили им мешок с провизией. Он упал близко от людей. Я продолжал кружить над льдиной, пока зверобои не подняли мешок. Определив точно место, где они находились, мы следующим рейсом доставили охотникам теплую одежду и дрова. На всякий случай сбросили записку с указанием, в каком направлении им надо итти.
Скоро на льдине уже потрескивал костер. Промышленники, утолив голод и обогревшись, начали устраиваться «со всеми удобствами».
Как потом выяснилось, они решили терпеливо ждать. Раз их заметили, значит спасут.
Но опасность подкарауливала с другой стороны.
На четвертый день льдину раскололо пополам. Образовалось два острова, и на каждом из них по одному жителю: в момент «поломки» поморы находились в разных концах льдины. Мы сбросили третью записку:
«Спокойствие. К вам идет ледокол».
В тот же вечер к зверобоям пробился ледокольный пароход, который был направлен к ним по нашему указанию. А еще через несколько дней спасенные охотники вернулись в свою родную Койду. В жарко натопленной избе, окруженные близкими, поморы рассказывали о своих переживаниях. В тот самый день, когда мы их заметили, они готовились покончить жизнь самоубийством…
Нет нужды более подробно рассказывать об этой встрече.
За такие минуты счастья людей стоит жертвовать своей жизнью. Мы приобрели доверие и дружбу.
– Вот видите, и «сатана» пригодился, – шутил бортмеханик.
– А ты старое не поминай, – отвечали койдинцы.
Трудно было завоевать доверие жителей Койды, но еще труднее оказалось заставить капитанов ледоколов уверовать в правильность наших указаний и в целесообразность авиаразведки зверя.
Капитаны на ледоколах были «старыми морскими волками», людьми с большим зверобойным стажем. Промышленники их любят и ценят. Если опытный капитан хорошо знает ледовую обстановку, то промышленник спокоен, уверенно ходит по льду и работает. Он знает, что капитан не потеряет его и он, промышленник, вернется к семье с хорошим заработком.
Уважение и внимание окружающих нередко делали людей самоуверенными и немного самонадеянными. Поэтому неудивительно, если капитан, плавающий несколько лет во льдах, знающий все привычки зверя, недоверчиво относился к самолету. «Как это так? Летчик, который впервые попал на север, будет указывать ему, капитану, куда плыть и где промышлять? Выдумки всякие, нос свой суют, куда не следует. Разгонят зверя, и останемся без промысла. Ишь шумит как…» Приблизительно так рассуждали иные капитаны, глядя на кружащийся над ледоколом самолет.
А вокруг капитана всегда сотни две промышленников. Люди всюду, где только можно приткнуться. Они тоже впервые смотрят на самолет.
Однажды мы нашли громадную залежку зверя в Мезенском заливе и сообщили об этом по радио на ледокол. Капитан усомнился: итти ему туда или нет? По его мнению, там зверя не должно быть, а если и есть, то немного. Места же там опасные, много «кошек», отмелей, и уж если рискнуть пойти, то только за большим количеством зверя. Проглядывало определенное недоверие ко всем нашим сообщениям, передаваемым по радио.
Вот я и решил во что бы то ни стало сесть у корабля и в личной беседе с капитаном доказать ему правильность наших сообщений; от этого зависел успех промысла.
Думал я об этом и раньше. Но как сесть на лед? Ледяных полей очень мало, а главное, я ни разу не садился на лед.
Вдруг провалишься с самолетом? Или сесть – сядешь, а льдина расколется? Тогда и не поднимешься… Да и лед сверху казался хрупким и ненадежным.
Попробовал я как-то заикнуться о своем намерении моим спутникам (а их было у меня трое: два штурмана и бортмеханик) – дескать, хорошо бы сесть у ледокола и поговорить лично с капитаном о звере. Неожиданно для меня штурманы согласились (после я узнал, что их больше всего интересовала не посадка и не разговоры с капитаном о звере, а свидание с приятелями штурманами, которые находились на ледоколе). Но бортмеханик так яро запротестовал, что я отказался от намерения его уговорить.
