Фельдмаршал боялся за Розенберга: «вчера ему было дурно, а сегодня не будет ли дурнее». «Вы, Бога ради! — написал он Багратиону в Нови, — сколько можно со всеми спешите», прихватив кавалерию Карачая (Д IV. 85). В тот же день, 2 мая, главнокомандующий пожалел, что сорвал Багратиона с хорошей позиции. Розенберг, потеряв до 1200 убитыми, а среди раненых до 50 одних офицеров, сумел выйти из боя. Французы ужаснулись, увидав, что в отчаянном положении русские склонны умереть, но не сдаться. «Между прочим, — сообщил граф Рымникский князю Петру, — ваш приятель Милорадович колол штыками конницу, и иные последовали его примеру… У французов считают урон до 2 тысяч, больше убитых, и у нас их 200 в плену… Вежливые французы сделали золотой мост (пропустили русских через реку. — Авт.), по которому оставалось переправлять Розенбергу сот пять» (Д IV. 86).
Суворов никогда не скрывал неудач. В приказе союзным войскам он разобрал урок боя при Бассиньяно (Д IV. 92). Розенберг, презрев приказ о сборе войск для больших операций, продолжил один переправу через По. Хуже того, он с небольшими силами поспешил атаковать неприятеля, «не рассчитав, что следующих войск позади через переправу едва один батальон часа через полтора переправиться мог». Французы, быстро выдвинув превосходящие силы от города Алессандрии, могли сбросить 5 русских батальонов и 200 казаков в реку. Но неосторожность Розенберга была еще не бедой.
«Мужественный генерал-майор Милорадович, — писал Суворов в приказе, — отличившийся уже при Лекко, видя стремление опасности, взяв в руки знамя, ударил на штыки, поразил и поколол… неприятельскую пехоту и конницу и, рубя сам, сломал саблю; две лошади под ним ранено. Ему многие последовали… разные батальоны, переправившись, сзади соединялись. Сражение получило иной вид, уже неприятель отступал, россияне его храбро гнали и поражали, победа блистала».
И в этот момент Розенберг совершил ошибку непростительную: дал барабанами сигнал отступать! «Герои отступают, преследуемые неприятелем гораздо превосходнее их, и строятся у сигнала; начинается пальба с прибавлением из-за реки войск, на которой множество гибнет людей». В статичном бою первоначальная победа обращается в поражение!
Одновременно австрийский корпус, «стоявший напротив Каза-ле для демонстраций, переправил на противный берег в близости неприятеля несколько пехотных рот, как на жертву». Наплавная переправа развалилась, французы окружили австрийцев, едва треть их спаслась.
Суворов, запрещавший войскам — для предотвращения бессмысленных потерь — даже вступать в перестрелки (Д IV. 89), был разгневан. «Демонстрация, — объявил он войскам, — игра юно-военных. Обыкновенно они или пустые, утруждающие войска, или наносящие им вред». Распыление сил и боевые столкновения без цели нанесения сокрушительного удара он категорически запретил: «Иначе военный суд разбирать будет!»
Приказ поступил вовремя: опьяненные первыми победами командиры образумились. Сурово отчитанный Суворовым Розенберг остался на своем посту — и навсегда усвоил урок. Вскоре он отличится при Треббии, а осенью с малыми силами разобьет в Альпах войска генерала Массена, «не задерживая» в атаке ни на секунду.
Суворов был не против инициативы командиров и демонстраций с целью обмана противника — он был против напрасных жертв. 5 мая фельдмаршал сам приказал одному подразделению: «Попробуйте переправиться через реку Танаро, стоя на месте, но отнюдь не переправляйтесь!.. Это приведет неприятеля в замешательство». А для себя записал: «Всякий лучше на месте видит и сам себе решает» (Д IV. 100, 101).
Судя по документам, Суворов издалека «видел» лучше, чем многие его подчиненные: где нужны будут паромы, куда надо заранее доставить продовольствие и снаряжение, где изменить место переправы из-за разлива реки. Командиры должны были своим кошельком отвечать, если их солдаты кого-то ограбят или даже покосят у итальянцев траву. За мародерство Суворов взыскивал так, как будто смотрел из-за плеча каждого командира в северной Италии. Он узнал, что у Розенберга «солдатские жены, оставленные при тяжелом обозе, находятся в самом трудном положении», и приказал забывшему об этом командиру корпуса обеспечить их продуктами (Д IV. 71, 96).
Итальянцы поднимались на французов, внемля суворовским призывам: «Покиньте знамена, опозоренные злодеяниями столь гнусными, присоединяйтесь к избавителям вашим, чтобы довершить великое дело возрождения Италии!» (Д IV. 64). «Не надо пренебрегать ни манифестами, ни ласками», следует вооружать итальянцев, готовых сражаться за свою свободу, писал Суворов. Уже «вся страна охвачена восстанием, убивают комиссаров и других французских и итальянских захватчиков» (Д IV. 116). «Даровав вольность тамошним храбрым народам, — твердил он австрийцам, — надлежало давно завоевать Швейцарию… учинить себя господином Рейна» (Д IV. 123).
Как предвидел Суворов, итальянские крестьяне заняли крепость на горной дороге, по которой отступал Моро. Чтобы пробиться, французы вынуждены были прорубить в горе новую тропу! Армия революционного генерала Макдональда не могла выдраться из Южной Италии, чтобы напасть на союзников, — ее смертельно допекали партизаны. Армии генерала Массена не удалось обрушиться на войско Суворова с гор: в Швейцарии ее при поддержке местных жителей теснили австрийцы, а со стороны Италии перевал Сен-Готард был занят союзниками по приказу главнокомандующего.
5 мая Моро с 8-тысячным войском пытался контратаковать австрийцев у Маренго. Тщетно! На поле боя внезапно появился Багратион. Моро сам «вдруг был атакован, сломлен холодным ружьем, приведен в крайний беспорядок и пустился в бег». «Сражение началось в 9 часов утра и продолжалось до наступления ночи. Неприятель потерял одними убитыми 2500 человек, пленных до 200, в том числе 7 офицеров. Российских убито 26 человек, 1 офицер; ранено до 80 нижних чинов и 1 офицер» (Д IV. 132. С. 100).
При Маренго действовали австрийские части, уже научившиеся побеждать. Но из Австрии шли подкрепления «необученные, чуждые действия штыка и сабли». Суворов просил Багратиона открыть им «таинство побиения неприятеля холодным ружьем», приучить «к победительной атаке» и отучить от «ретирад» (Д IV. 172). 11 мая, приказывая генералу Отту собрать войска в кулак, чтобы не дать соединиться армиям Моро и Макдональда, фельдмаршал писал: «Я хочу, чтобы войска, не вступая в бесполезную перестрелку с неприятелем, всегда без промедления действовали штыком, ибо многократный опыт показал, что противник никогда не выдерживает такого нападения. Точно так же кавалерия должна, отпустив поводья, врубаться саблями в ряды неприятеля» (Д IV. 124).
