увидел, как поражены те, кто собрался для встречи, глядя на меня, идущего по бетонке аэродрома. Среди встречавших находился председатель госкомиссии, которому я обязан был здесь же доложить о завершении полета. Все ждали, что я, обращаясь к нему, собьюсь, выговаривая свое воинское звание, но я доложил четко.
– Командир экипажа генерал Леонов! Разрешите обратиться с докладом, товарищ председатель государственной комиссии! – произнес я, отдавая честь. – Задание партии и правительства выполнено!
Раздались бурные аплодисменты. Это был очень волнующий миг. Там же находилась Светлана вместе с нашими дочками, которые кинулись ко мне, когда я закончил официальный доклад, и висели на мне, не отрываясь, когда началось празднование.
С аэродрома нас повезли в Звездный Городок. Вдоль дороги выстроились восторженная публика, кидавшая цветы навстречу машине. После покушения на Брежнева, когда меня чуть не убили, такие автомобильные процессии для космонавтов отменили, опасаясь, что теракт может повториться. Но этот невероятный народный прием случился сам собой.
В часы и дни после полета «Союз – Аполлон» я все спрашивал себя: да что я вообще такое сделал, что приковал к себе всеобщее внимание?
В детстве я написал в дневнике: «Моя судьба – это я». Все несчастья и испытания, через которые я прошел, выковали во мне стержень неуклонного стремления к цели. Это качество всегда оставалось моей сильнейшей стороной. Я добивался того, чего хотел.
Слава ко мне пришла еще в молодости. После полета на «Восходе-2» меня восторженно принимали во всем мире, когда я ездил в турне. Но тогда я был юн, а все кажется хорошим и светлым, если смотреть сквозь призму юности: яблоки вкуснее, ночи короче, солнце больше. Я тогда не ждал такой волны внимания к себе, а когда она накатила, то походила на какой-то сон.
Но ко времени полета «Союз – Аполлон» я уже стал старше. Думаю, я стал больше ценить то, чего добился. Оглядываясь назад, понимаю: этот полет – одно из главных событий моей жизни.
* * *
В следующие несколько месяцев американскому экипажу следовало по протоколу совершить большой тур по Советскому Союзу, а нам – ответный визит в Соединенные Штаты. Вместе с американскими астронавтами и их семьями мы из Москвы направились в Ленинград, Киев, Новосибирск и другие города. Из морозной Сибири мы улетели в Крым, а оттуда – в Сочи, где четыре дня отдыхали на берегах Черного моря.
Везде, куда бы мы ни шли, нас сопровождали команды телевизионщиков из США и СССР. Несмотря на всю добрую волю, порожденную нашим проектом, в турне случился досадный инцидент, который показал, что доверия между нашими странами еще очень мало. Американские же СМИ раздули его, сделав из мухи слона.
Когда мы шли к ожидавшему нас самолету по территории Киевского аэропорта, наперерез вдруг выехало несколько милицейских машин с громко воющими сиренами, и нам пришлось остановиться. Навстречу вышел молодой милиционер-украинец, встал по стойке «смирно» перед американцами и начал зачитывать им текст из какого-то документа.
Американские телезрители увидели, что их астронавтов останавливает полиция, и тут же подумали, что их сейчас арестуют.
А вот что на самом деле зачитывал милиционер для астронавтов: «Во время вашего трехдневного пребывания в Киеве вы вели себя как хорошие граждане Украинской ССР. Поэтому было решено выдать каждому из вас водительские удостоверения местного образца и присвоить право носить милицейский шлем и свистеть в милицейский свисток».
Истерический тон, в котором американские репортеры принялись все освещать, стал лишь одним примером, как можно извратить любое доброе намерение.
Лично я не чувствовал никакого напряжения и недоверия со стороны американцев, когда мы приехали в США после турне команды «Аполлона» по Советскому Союзу. В каждом городе, где мы были, нам присваивали звание его почетных жителей.
В Вашингтоне нас вместе с семьями пригласили в Овальный кабинет Белого дома, чтобы встретиться с госсекретарем Генри Киссинджером и президентом Джеральдом Фордом. Это было не просто протокольное мероприятие. Руководители страны приняли нас очень приветливо. Почти весь вечер мы провели с ними. Нам оказали большой почет.
После этого нас радушно принимали в Нью-Йорке, Хьюстоне, Чикаго, Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, на озере Тахо, в Нэшвилле, Хантсвилле, Солт-Лейк-Сити, Майами, Лас-Вегасе и Бирмингеме в штате Алабама.
В Хьюстоне нас познакомили с Фрэнком Синатрой, который спел для нас и произнес прочувствованную речь. Он определенно увлекался космонавтикой. В Чикаго нам устроили поистине фантастический прием. Десятки оркестров маршировали впереди нашей процессии по улицам города, а над головой кружили вертолеты, с которых на ликующую толпу дождем сыпались фотографии советского и американского экипажей. Когда процессия, похожая на извивающуюся змею, двигалась по берегу одного из Великих озер, пришвартованные у набережной буксиры отправляли в небо фонтаны цветной воды из водяных пушек.
Я был тронут тем, что во время нашего пребывания в Лос-Анджелесе Дэвид Скотт не поленился приехать туда, чтобы поздравить нас с успешным завершением полета. Я не видел его со времени нашей первой поездки в США в начале подготовки к проекту ЭПАС. Он совершенно точно немало проехал этим жарким днем, чтобы найти нас в отеле на большой вечеринке.
Когда мне сказали, что Дэвид в холле, я тут же покинул зал, где шел праздник, и попытался уговорить его присоединиться к нам. Он сказал, что должен возвращаться на авиабазу. Но приехал он не только поздравить космонавтов, но и поблагодарить нас за то, что мы ничего не разболтали о проблемах, которые преследовали американцев в полете.
– Оба экипажа отлично поработали, – сказал он. – Выяснилось, что вы еще и отличные друзья. Не знаю, что бы случилось, если бы в полете у советского корабля возникли такие же проблемы. Возможно, мы бы о них не молчали. Так что спасибо вам за вашу снисходительность и деликатность.
Я знал, что Дэвид очень амбициозен и уверен в себе, и понимал, как нелегко ему такое говорить. Я не забыл его откровенности.
Вернувшись в Москву, я продолжил работу замдиректора Центра подготовки космонавтов и командира их отряда. Я работал и над программой «Салют». Вдобавок меня назначили директором программы «Интеркосмос», для которой, чтобы подготовить к полету, отбирали космонавтов из блока социалистических стран: Чехословакии, Венгрии, Польши, Румынии, – и из более далеких государств, тесные сотрудничавших с Советским Союзом: Вьетнама и Сирии.
Как оказалось, хрупкая оттепель в отношениях между Советским Союзом и Соединенными Штатами продлилась недолго. Наш полет проложил первую тропинку для будущего сотрудничества в космосе, но в следующий раз обе страны занялись общей космической деятельностью очень нескоро.
Зимой 1975 года холодная война пошла на очередной виток усиления. Переговоры
