Олег Петров - Один Из Шестнадцати

Удивительно, но, несмотря на пекло, хрустящий на зубах песок и горящий во рту ржавый вкус от нескольких глотков теплой воды, Сергей Королев уснул. Он едва успел прилечь на жалобно скрипнувшую кровать, и ему не смог помешать ни свет единственного фонаря с улицы, пробивавшего хилую занавеску, ни топот Бориса с Василием в соседней комнате.[1] Не помешало даже адское напряжение, почти всегда лишавшее его сна в предпусковые дни. Раньше он вряд ли смог бы так легко уснуть, зато просидел бы пол-ночи, закрыв глаза и перебирая снова и снова все, что может или не может пойти не так. И каждую минуту ожидая ночных звонков от замов, которые не так часто приносили хорошие новости.

Но сны! Может быть, именно поэтому сегодня, после довольно нервного совещания с Шубниковым,[2] отбив очередные атаки замов на полковника он отправился не на «третий подъем», где круглые сутки кипела работа, а в свой «домик №2», чтобы поспать хотя бы пару часов… И увидеть еще один такой сон, ничем не похожий на его прежние, где яркое крымское небо рвалось яркими солнечными струями, расступаясь между крыльями его «Коктебеля», и он парил на восходящих потоках, так высоко, но все же недостаточно высоко…

Небо, которое он видел вчера во сне, было совсем другим. Ночным? Нет, не ночным. Просто черным, потому что «ничто» — оно обычно черное. То, что над его головой было бесконечное черное «ничто» — Сергей понял мгновенно, еще до того, как заметил в вышине яркую голубую горошину Земли. Он понял, что попал на Луну и стоит, высунувшись по пояс из верхнего люка какого-то аппарата, а в его руках фотокамера с огромным длиннофокусным объективом. Что вокруг него вовсе не близкие холмики, а огромные пятикилометровые горы, от тоже понял почти сразу. Но что за горы? Земля почти над головой, смещение всего несколько градусов, значит, где-то недалеко от центра диска. Кавказ, Аппенины? Может быть. Красиво, черт возьми! «Великолепное запустение» — прозвучала фраза в его голове, и он сразу же согласился с таким определением.

Он попытался переключить внимание с пейзажа на технику, но внезапно проснулся, а когда несколько минут спустя уснул снова, то проспал до самого утра без всяких помех и сновидений. И что самое интересное, Сергей уже даже не помнил, как давно он чувствовал такой прилив сил и энергии, как в то утро. Словно скинул лет двадцать и вернулся в тридцать седьмой, еще до того, как… Эх, что было, то было! Вчерашний сон вспомнился лишь на мгновение. Что он увидит и узнает сегодня?

Темно в степи, но вечер не поздний. Яркое пламя взлетает вверх, лижет бока снежно-белой от инея «Семерки».[3] Как много там огня, разве так должно быть? Но двигатели выходят на режим, мощные воздушные потоки утягивают пламя вниз, и ракета уходит со старта, набирая скорость. Со стороны кажется, что все красиво и хорошо, но он видит, он чувствует огонь! Тугая струя керосина хлещет через зазор в стыке трубопровода, тысячеградусным пламенем размягчая металл баков и кронштейнов, пожирая механизмы и кабели. И как ракета умудряется до сих пор лететь? Но спустя несколько секунд все кончено — подточенная огнем конструкция не выдерживает, тяга двигателя резко падает и «боковушка» отваливается, разрушая «пакет»…

Сергей резко проснулся и ошарашенно посмотрел на часы. Почти четыре утра, скоро за ним придет машина, есть еще немного времени. Он встал, почти вылетел из кровати, плеснул в лицо теплой воды из крана. Оделся, равнодушно поглядывая на оставленное вчера на столе зеленое яблоко. Все это время мысль о пожаре продолжала биться в его голове, будто это не его ракета, а он сам сгорел в керосиновом пламени и распался на части над казахской степью. Итак, ракету угробил (или угробит?) негерметичный трубопровод горючего! Но как такое возможно, ведь все трубопроводы испытываются на… Мать!

Последнее слово он выкрикнул вслух. Валентин! Мать! Курбатов! А я сам! Мать! Как так можно было опростоволоситься?! Все трубопроводы всех ракет начиная с Р-1 проходили пневмоиспытания на герметичность. Перевозка частей ракеты по железной дороге часто разбалтывала соединения и даже ломала трубопроводы! Так какой же «гений» забыл включить эту элементарную процедуру в подготовку «Семерки»?! Мать!

Сергей мрачно взглянул в окно. Фонарь за занавеской расплывался желтоватым ореолом и был очень похож на факел улетающей ракеты. Ракеты, которую он едва не погубил. Это ведь его вина, в первую очередь. Валентин, конечно, получит свой втык и остальные тоже, но он сам в ответе за все. Должен был учесть, не имел права забыть.

Теперь не забудет. От этой причины ни одна ракета больше не погибнет, в этом он был уверен. Как и в том, что остались сотни других причин, которые смогут убить его детище ничуть не хуже лопнувшего трубопровода. Но он найдет все причины будущих неудач и заставит «Семерку» летать. Отступать некуда, и теперь он знал — этот сон не последний! Точно не последний…

За окном бибикнул сигнал, машина пришла точно по часам. Задержавшись еще на минуту, Королев смотрел на «факел» уличного фонаря и улыбался. Полетишь как миленькая, тихо сказал он про себя и, прихватив со стола яблоко, с вновь охватившим его молодым азартом выскочил на крыльцо.

Иван Родин не спеша брел сквозь толчею улиц, иногда сворачивая в уютные московские переулочки и скверы, чтобы найти какую-нибудь старомодную деревянную скамейку и спокойно посидеть, подставив лицо солнцу и легкому ветерку. Простое и естественное человеческое поведение, с какой стороны ни посмотри. Можно даже закрыть глаза и немного расслабиться, ведь импланты никогда не спят, а с ними не было вообще никакой опасности, кроме, разве что, ядерного взрыва прямо над головой.

Немного напрягала «пластика», искаженные силовыми полями щеки, нос и уши слегка отекли, но это не было какой-то прихотью, любой сканер над входом в самый обыкновенный магазинчик распознал бы его физиономию за долю секунды. Для властей его персона была безразлична, но саму возможность вытащить его «следы» из баз данных десятков тысяч городских систем видеонаблюдения следовало исключить.

Уже месяц он бродил по этим улицам под личинами разных людей, стараясь не выделяться из толпы. В остальное время ел, спал, наблюдал и думал. Иногда прямо на ходу знакомился с понравившейся девушкой, чтобы через пару часов, поцеловав ручку и оплатив счет в кафе безо всяких претензий удалиться. Слушал уличных музыкантов на Арбате, кидал им монетки в шляпу. Жевал на ходу купленные в автоматах горячие многоэтажные бутерброды с хренком, зеленью и ароматными ломтиками ветчины. Поддавшись ностальгии, переплатил сумасшедшие деньги, чтобы попасть в Большой на премьеру сезона — «Жизель», и это здорово, ведь сто лет не смотрел живьем… Ну, не сто, но двадцать точно. Нынешних звезд он, к стыду, своему, не знал, но главная героиня была прекрасна — не Уланова, кто ее сейчас помнит, но легка как перышко и ужас как хороша собой! Зато Альберт тяжеловат на ее фоне… Остальных почти не заметно, значит, все на своем месте. Прекрасный спектакль, и денег ничуть не жаль!