Летом 1940 года нас перебазировали в Кексгольм, сейчас он называется Приозерском, а оттуда отправили под Псков, где мы приняли участие во вводе войск в Эстонию. Как нам тогда говорили: «Мы подаем братскую руку помощи дружескому эстонскому народу». Скажу о том, что видел своими глазами. У нас тогда какая задача была? Допустим, идет колонна по дороге, впереди легковая машина «Эмка», а за ней машины, танки, пехота. Мы должны были найти эту колонну, определить ее местоположение и сбросить им вымпел с указаниями направления движения. После этого мы должны были дождаться ответа, который они напишут, и забрать его. Забирали его так: между двумя шестами натягивалась веревка, но не привязывалась, а закреплялась свободно. Посередине привязывалось послание. Задача наша была — пройти низко, выпустить «кошку», зацепить веревку и подтянуть послание в кабину. Вот такая связь была в те времена.
Что меня там удивило. Во-первых, тогда все машины красили в зеленый цвет, а в Эстонии ездили красные автобусы. Во-вторых, летишь над каким-нибудь поселком, деревенькой, и толпа людей с красными флагами выходит встречать войска. Наших же никого до этого там не было! Никто не мог заставить, как говорят сейчас, выйти эстонцев встречать! А сейчас говорят, что мы оккупанты. Но ведь ввод войск был по договору с эстонским правительством. Кроме того, нашим войскам была директива: с населением, боже упаси, не вступать ни в какие конфликты.
В августе мы опять вернулись в Кексгольм. Получили новые самолеты СБ. Эскадрилью объединили еще с двумя, создав разведывательный полк, который перебазировался под Ленинград, в Сиверскую, поскольку аэродром Кексгольм был маловат для СБ. Переучивание на СБ далось мне легко. После Р-5 самолет мне понравился, но он все равно уже был устаревший,
В декабре вышел известный приказ наркома обороны Тимошенко. Меня, лейтенанта, командира звена, орденоносца, посадили в казарму! Причем, так как я был командиром звена, меня еще назначили старшим по казарме. Ох, хватил же я горя с этой срочной службой! Представляешь, приехали из училищ лейтенанты-летчики, пришли летнабы, а тут приходит приказ, и их разжалуют в сержанты. Мало того, что запихивают в казарму, так еще и звание снимают! Это ж позор перед девушками, знакомыми, родными! Конечно, дисциплина после этого резко упала. Трудно мне было держать эту банду молодых летунов. Конечно, то, что положено по программе летной подготовки, мы выполняли, но летчики ходили в самоволки, пьянствовали. Причем если на выпивку не хватало денег, то ребята что-нибудь продавали из постельного белья (общежитие летного состава здесь было оборудовано как надо: одеяла новенькие, подушки, простыни). Бардак, одним словом… Один у нас был комсомолец, отличился. Его вызвали на собрание: «Что же ты пьешь, безобразничаешь? Мы тебя исключим из комсомола!» А он ответил: «Подумаешь! Исключайте! А я буду беспартийный большевик!» Думаю, меня здорово спасло начало войны, а то бы посадили меня за недостачу казенного имущества…
Вообще-то, что вот-вот будет война, мы все чувствовали. Однако подготовка шла своим чередом. 21 июня я и несколько других летчиков были отпущены в отпуск. Я решил съездить в Кексгольм, к знакомой девушке, а потом домой, на Украину. Пока собирался - тревога. Мы по тревоге выходили на аэродром, расчехляли наши белые, как лебеди, самолеты СБ, прогревали моторы, готовили к вылету. Подготовили фотоаппараты, и цементные учебные бомбы подвесили на всякий случай. Все делаем как обычно по учебной тревоге. Никто ведь не знал, что тревога боевая! Только часов в 9-10 утра объявили отбой учебной тревоге - боевая тревога. Так для меня началась война.
Мы сняли учебные бомбы, повесили боевые. Поступила команда перекрасить самолеты в защитный цвет. Мы этим занимались пару дней. Сиверскую в первые дни война не доставала. Мы выполнили два-три вылета через Финский залив в Финляндию на разведку, а затем нашу эскадрилью перебросили на север, на аэродром Африканда. Там стоял бомбардировочный полк 1-й сад, в которую входили также 145-й и 147-й истребительные полки.
Аэродром бомбили каждый день. Приходили Ю-88 без сопровождения и безнаказанно бомбили. На аэродроме никакой ПВО не было! Много наших самолетов вывели они из строя, поэтому нашу эскадрилью туда и перебросили. Это ж какое руководство было?! Два истребительных полка у них, а бомбардировочный полк не прикрытый!
Вскоре эшелоном по железной дороге привезли десятка полтора МиГ-3. Спрашивают: «Кто хочет переучиться на истребитель?» Я изъявил желание. Нам прислали из 145-го полка командира эскадрильи Новожилова [Новожилов Алексей Ефимович, капитан. Воевал в составе 19-го гиап (145-го иап). Всего за время участия в боевых действиях выполнил 216 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 1 самолет лично и 19 в группе. Награжден боевыми орденами и медалями] и учебный самолет УТИ-4, на котором он нас стал вывозить.
Конечно, после СБ летать на УТИ-4 было непросто. Новожилов в итоге из пяти добровольцев самостоятельно выпустил только двоих: меня и еще одного летчика. Остальные сами отказались, потому что И-16 и УТИ-4 были очень строгими самолетами. На СБ штурвал двумя руками таскаешь, а на И-16 стоит чуть ручку потянуть, и он начинает бочки крутить.
Так я стал истребителем. Попал в 145-й полк. Правда, на МиГ-3 полетать не пришлось — разбомбили их. Дали мне старый И-16, на котором толщина слоя краски была в палец, и от 145-го полка нашу группу из 5 летчиков посадили в Алакуртти. Оттуда летали на разведку, штурмовали войска. Вооружен самолет был двумя ШКАСами. Больше двух очередей этот пулемет не давал — заклинивало его от перегрева.
Помню, нам дали задание. Во время отступления тяжелый танк КВ увяз в болоте, и его бросили. Хотя бы подорвали! Где там… И нам, подумай только, приказали уничтожить этот танк. ШКАСами! Соображать же надо было! Ну, мы, конечно, полетали, постреляли… А толку?
Только один раз я вел воздушный бой на И-16. Нас вылетела группа из трех или четырех самолетов, и встретился нам «физельшторьх» [Fieseler Storch — немецкий легкий 4-местный одномоторный самолет связи]. Гоняли мы его, гоняли — никак сбить не можем! Уже один пулемет у меня отказал. Но все-таки сбили.
Вскоре немцы подошли к речушке, что протекала по границе нашего аэродрома. Они с одного ее берега стали, а мы с другой стороны. Три дня не могли взлететь — стоял туман. Хорошо, что немцы не наступали дальше. Батальон аэродромного обслуживания ушел, а нам оставил из провизии только немножко хлеба и шпроты. Хлеб мы быстренько съели и оставшееся время питались этими шпротами, так что уже тошнило от них. Я до сих пор шпроты есть не могу.
На третий день погода улучшилась, мы запустили двигатели и сразу, даже не гоняя их, взлетели и рванули через реку. Перелетели в Африканду, и буквально тут же, в конце сентября, пришел приказ отправить нас на переучивание. ТБ-3 отвез нас в Сейму под Горький, где мы получили ЛаГГ-3.
