[Кутахов Павел Степанович, подполковник.
Старший лейтенант Павел Кутахов (слева) и летчики полка наблюдают за пилотажем истребителя в зоне
Воевал в составе 19-го иап (145-го иап), командовал 20-м гиап. Всего за время участия в боевых действиях выполнил 367 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 14 самолетов лично и 28 в группе. Дважды Герой Советского Союза, награжден орденами Ленина (четырежды), Красного Знамени (5 раз), Александра Невского, Отечественной войны 1-й ст., Красной Звезды (дважды), медалями]. Он ручку на разбеге на себя взял, потом отдал ее. Самолет бежит, бежит и никак не взлетает. Наконец скорость набрал, а тут уже конец аэродрома, но все-таки машина взлетела. Потом мы доперли, что ручку надо держать нейтрально, пусть машина бежит, пока не наберет скорость подъема передней ноги, а потом уже можно ее отрывать.
Когда мы самолет освоили, то очень хорошо дрались. Причем это ж был 1942-й, самый тяжелый год. Немцы рвались к Мурманску, а мы защищали его небо. Вначале у фашистов были старенькие «мессера» 109-й и 110-й. Мы стали их гонять. «Кобры», особенно первые английские, их превосходили. Они легкие были. На них стояла 20-мм пушка, два крупнокалиберных пулемета и 4 крыльевых винтовочного калибра. Я, например, на своей «кобре» снял крыльевые пулеметы, и она у меня даже на «вертикаль» отлично шла. Немцам с нами было не сравниться. Но это продолжалось до тех пор, пока немцы не прислали более современные «109-е». Они опять стали нас прижимать.
— На одну гашетку оружие выводили?
— Нет, а надо бы. Гашетка пулеметов выжималась указательным пальцем, а пушки — большим. В бою про пушку часто забываешь. Это у Покрышкина было здорово придумано, но тогда передача опыта была плохо организована. Можно ж было по всем частям сообщить, что есть такое предложение, хотите делайте, хотите нет. Да и дел всего-то: провода переключил, и все. Это не то что на И-16, где от гашеток на оружие тросики шли. Бывало, ее не можешь выжать одним пальцем, приходилось двумя руками выжимать.
— Какие вам чаще всего ставили задачи?
— Наши полки перебрасывали от Беломорска на юге до Мурманска на севере. Чаще всего мы занимались прикрытием Мурманска, железной дороги и прикрытием войск. Иногда сопровождали ударные самолеты. Одно время нам был придан полк на «илах», он потом стал 17-м гвардейским. Там летчики были подготовлены еще хуже, чем наши молодые. Ориентировались они плохо. Приходилось выделять один экипаж, который выполнял роль лидера. Он должен был найти цель, спикировать на нее, тогда они наносили удар. Был такой дикий случай. Пошли мы сопровождать «илы». Они взлетели, собрались, мы пристроились сзади, и один из нас вышел вперед и пошел лидировать. Ну, летим, попали в плохую погоду — снежные заряды, не пройти никак к линии фронта. Походили, вышли к Мурманску, а там зенитки на каждом корабле и на всех сопках стояли. Когда в Мурманск приходили караваны, порт был забит. Любая бомба попала бы точно в цель. Там нельзя было летать никому: стреляли по любому самолету без разбора. И вот, зенитки как начали рубить, но мы «илы» все-таки благополучно отвернули. Пришли на их аэродром в Мурмаши, и лидер, который шел впереди, просто со снижением прошел, сделал «горку». Однако летчики-штурмовики настолько напуганы зенитным огнем, что зашли и по своему аэродрому отбомбились, а потом на него же и сели. Вот какой был уровень подготовки летчиков…
— В вашем 19-м полку оборонительный круг применяли?
— Иногда применяли. Только не просто круг, а спираль — восходящую или нисходящую. Сбить на спирали очень трудно. Здесь, как и на пикировании, очень сложно взять упреждение.
— 16 мая 1942 года вас сбили?
— Да. Дело было так. Восьмерку во главе с Кутаховым подняли на прикрытие Мурманска. Кутахов, или, как мы его звали, «отец», вел группу, а я замыкал. Замыкающим меня или Бочкова [Бочков Иван Васильевич, майор. Воевал в составе 19-го гиап (145-го иап). Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 300 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 7 самолетов лично и 26 в группе. Герой Советского Союза (посмертно), награжден орденами Ленина (дважды), Красного Знамени, Отечественной войны 1-й ст., медалями. Погиб в воздушном бою 4 апреля 1943 г.] ставили, поскольку у нас было отличное зрение. Как тогда говорили: «Немцы еще только взлетают, а вы их уже считаете». На встречных курсах мы перехватили группу немецких самолетов: штук двенадцать Ю-88 и истребителей примерно столько же.
Немцы отвернули, пошли на петлю. Мы идем параллельно, не атакуем. Они опять разворачиваются на Мурманск, и мы тоже — не пускаем фашистов. Они опять разворачиваются, и мы разворачиваемся. Таких два или три маневра сделали туда-сюда. Мы ему: «Отец, давай, чего ты тянешь? Атакуй!» И это при том, что их явно больше было! Немцы в таких случаях в атаку не шли, а нам не терпелось ринуться в бой. Кутахов пошел в атаку на группу бомбардировщиков, и его первого сбили. Он выпрыгнул. Я его сразу узнал — он высокий, худой, ноги длинные. Я вижу, под куполом человек с длинными ногами, ясно: Кутахов.
Конечно, переживал в тот момент за него. Немцы ж были сволочи. И неправду говорят, будто они рыцари были… Нет! Они добивали тех, кто на парашютах выпрыгивал. Кутахов висит на парашюте, а они заходят и стреляют. Я старался не допустить прицельной атаки, крутился вокруг него. И по мне попали. Вообще в воздушном бою, если видишь противника, он тебя не собьет. Я вам объясню почему. Для того чтобы попасть, надо взять упреждение, а это значит, враг должен закрыть капотом твой самолет и вынести прицел в точку, где предположительно будешь находиться ты в следующие несколько секунд. Если ты активно маневрируешь, то выбрать такую точку практически нереально. Тем не менее пока я крутился, мне попала одна пуля, но очень неудачно — перебила правый трос руля поворота и, как потом оказалось, пробила масляный бак. Вправо я уже не мог повернуться, но мог выполнять левый вираж и идти по прямой за счет крена.
Бой закончился. Пошли мы на аэродром на малой высоте. Только тут я почувствовал запах гари. Масло вытекло, двигатель заклинило, и он начал гореть. А высота-то маленькая: прыгать невозможно! Что делать? Хорошо, что в Заполярье в это время снега еще много. Увидел я небольшую долинку и решил садиться в нее. Причем я знал, что у меня самолет горит, и после посадки надо немедленно его покинуть. Ремни я зафиксировал, чтобы самому не убиться при ударе самолета о землю, уперся рукой в приборную доску и сажаю самолет. Сел и ничего дальше не помню. Когда пришел в себя, то находился в метрах 10—15 от самолета, который дымил, но не горел. Вот так в бессознательном состоянии отстегнул ремни, сбросил дверь и прополз эти метры.
