Азара первоначально значило «халдейский жрец».
24 июля.
Не только наш день, но и день окончания нашего субургана. Монголы помогают сооружению, привозят сокровище – норбуримпоче – камешки и зерна для вложения в чашу субургана. Туда же заложено и Акдордже, и Майтрейя, и Сингха.
Лал – на хинди означает «красный».
Конец июля.
«Иду радостно в бой». Lapis exilis – «блуждающий камень». Вчера буряты пророчествовали что-то сумрачное. Именно: «Посылают лучшие токи для счастливого решения дел». Предполагаем выступить через Цайдам к Тибету девятнадцатого августа. Отважимся пересечь Цайдам по новому пути.
К вечеру двадцать восьмого прискакал Ч.[566] с мечом и с кольцом. Не успели выслушать его, как по ущелью вместо мирного ручья хлынул губительный поток [селя]. Вот следствие странного ночного шума в горах. Снесло кухню, столовую палатку, шатер Юрия. Мы ходим по пояс в воде. Погибло множество незаменимых вещей. Погибло много монгольских юрт. Ч. рассказал, что за день до его отъезда от непонятной причины у Я.[567] сгорели тханки, присланные нами. Знаменательно. Сопоставляйте.
Кончаем субурган. Старший лама Цайдама приедет освятить его. Князь Курлык-бейсе прислал посланцев, предлагает свой караван. Знаменательно, ибо этот князь обычно вредил проезжим.
Пятого августа.
Нечто очень замечательное. В десять с половиной утра над станом при чисто синем небе пролетел ярко-белый, сверкающий на солнце шаровидный аппарат[568]. Семеро из лагеря наблюдали это необычайное явление. Направление с северо-востока на юг. Замечательно.
Седьмого августа освящен субурган. Приехал Цайдамский геген. Наехало до тридцати гостей-монголов. Служение у субургана. Обещали нам хранить субурган Шамбалы. Лишь бы дунгане не разрушили. Бунт среди бурят. Они пошли к китайцам с ложным на нас доносом. Вместо бунтоватых бурят взяли трех торгоутов. Хорошие стрелки.
После бурятского доноса приехали китайские солдаты с чиновником сининского амбаня[569]. Осмотрели паспорта. Конечно, опять вымогательство. Заплатили китайцам. Монголы возмущены этим вымогательством.
Неожиданные гости прилетают из пустыни. Под вечер прискакал таинственный незнакомец в золотосшитом монгольском наряде. Кто он? Спешно прошел в шатер. Не называя себя, сказал, что он друг наш и должен предупредить о готовящемся на нас нападении на тибетской границе. Предупредил о необходимости усиленных караулов и разведочных разъездов. Сказал и ускакал. Кто он? Наши ламы говорят: «Или вор, или разбойник, или сборщик на монастырь». Всем не понравился роскошный наряд незнакомца. Но он был друг. Он хотел помочь. Опять сюжет для оперы.
Девятнадцатого августа мы выступили через Цайдам на Тибет. Памятна ночь в Цайдаме, когда пересекали соляные топи. Остановиться нельзя. Нужно идти сто двадцать миль без отдыха. Во тьме ночи еле заметна тропа. Проходим самой опасной дорогой, не сознавая этого. По сторонам узкой тропы бездонные ямы. Неверный шаг, и вернуться нельзя. Трудно, но зато Цайдам пересечен в новом, кратчайшем направлении. Много неточностей в картах.
Когда мы проходили Цайдам, он оказался совсем не такой, каким он показан на картах; невольно смот– релось на Запад. Там розовели безбрежные пески. Вспоминалось, что от Цайдама до Куньлуня на кар– тах показано сплошное пустынное пространство. Конечно, все это мес– то не исследовано. Между тем там в складках нагорий может быть много замечательного. Из области Хотана и Черчена могли в этом направлении распространяться древние буддистские монастыри. Могли быть интересные отшельничества и памятники-пещеры. Но даже сами монголы мало говорят об этих местах. Толкуют о пропавших в песках караванах, о занесенных городах, но все это в пределах сказаний.
Замечателен жест приветствия у цайдамских монголов. Они поднимают руки так, как будто молятся солнцу. Это так ритмично, красиво, напоминает о прекрасном жесте индийских брахманов, которых я видел в Бенаресе во время утренней молитвы. И в то же время напоминает жест мусульман, совершающих молитву перед древним мазаром.
Толкуют о каких-то иностранцах, бывших в Тейджинере и скупавших старинные вещи. Опять говорят, что иностранцы увезли «бурханов» из Дуньхуана. Очевидно, со знаменитыми пещерными храмами что-то произошло. Уж очень упорно и в разных областях об этом рассказывается. Мало ли вещей похищалось для музеев Европы, но об этих «бурханах» от Кашгара, от Урумчи до границ Тибета толкуют.
Полуобглоданные трупы людей и коней у дороги. Следы недавнего боя монголов с голоками. Монголы снимают юрты и спешат под защиту князя Курлык-бейсе. Скоро перевал Нейчжи[570], место, о котором предупреждал наш неведомый доброжелатель. Все будто спокойно, но около стоянки найден свежий костер и оброненная длинная трубка. Здесь были люди недавно.
Утром идем, как всегда. Впереди Юрий и П. К. [Портнягин] в разъезде. Затем все верховые – мы и ламы. За нами на некотором расстоянии – торгоуты с мулами. А дальше отстал караван с верблюдами под охраной Голубина, Кончока и Церина. Впереди нас – ущелье между двумя холмами. Елена Ивановна, всегда чуткая, слышит далекий лай собак… Вдруг через ущелье между холмами начинают проскакивать вооруженные всадники, скрываясь за холмом. Санген-лама кричит: «Аранган» (т. е. «разбойники»). Даю приказ повернуть назад, чтобы занять вершину холма и соединиться с торгоутами.
На вершине вместо атакованных мы оказались атаковывающими и командующими положением. Отряд панагов остановился, очевидно не ожидав нашего маневра. К ним поскакали полковник, торгоут Очир и бурят Бухаев с грозным предупреждением. Остальные, готовые к бою, наблюдали. Панаги, неожиданно застигнутые, спешились и в знак покорности положили винтовки. Один из них держал длинное копье: знак объявленной войны. Мы хотели купить это копье, но они сказали: «Мы не можем продать, это друг наш».
Главное, всегда действуйте смело.
На другой день готовилось еще нападение, но сильная снежная метель с громом расстроила суеверных тибетцев. И так перешли Нейчжи. Любовались огромными стадами диких яков. Одного из них убили торгоуты. Впереди нас снежный хребет Ангар-Дакчин [Бокалыктаг], т. е. Марко Поло. Смешно давать европейские имена местностям, которые издавна имели свои наименования. К ночи умер от кровотечения монгольский лама. Жаль.
За Ангар-Дакчином – Кокушили, те самые Кокуши, о которых знают староверы на Алтае, искатели Беловодья. Тут уже недалеко заповедные границы. Счастливо минуем реки. Ни весною, ни летом их не перейти верхом. Но сейчас, осенью, вода не выше стремян, и только две лошади завязли. Даже Голубая река [Янцзы] с ее быстрым течением не легла препятствием.
