На следующий день мы отправились на самолете местной авиакомпании в Осло. Когда мы прилетели туда, норвежский офицер, пройдя с нами через служебное помещение на взлетную полосу, посадил нас на рейсовый самолет авиакомпании «Бритиш эруэйз», направлявшийся в Лондон. В Хитроу прямо у трапа нас встретили сотрудники особого отдела и провели, минуя таможню, к автопарку отеля, где уже собрались, чтобы приветствовать меня, члены специально созданного для подобных случаев комитета, в состав которого входили известные высокопоставленные лица. Среди них находились, в частности, начальник советского сектора английской разведслужбы и один из директоров государственной службы безопасности Джон Деверелл, исключительно образованный и обаятельный человек, ставший в последствии моим верным другом и коллегой. (В июне 1994 года он оказался одним из двадцати пяти сотрудников государственной службы безопасности, трагически погибших во время крушения вертолета, совершавшего перелет из Белфаста в Шотландию).
Все были в эйфории по поводу столь крупной победы, одержанной над КГБ. Лилось шампанское, и вообще все было по-праздничному прекрасно.
Затем мои друзья отвезли меня в одно из центральных графств, где некий землевладелец предоставил в наше распоряжение просторный загородный дом со всем и удобствами и с множеством слуг в одном из своих поместий.
Но мне не нужно было такого великолепия. После того как нервное возбуждение и напряжение первых дней прошли, я понял, что хочу только одного — уединиться в какой-нибудь комнатушке, где никто не нарушал бы мое затворничество, где я смог бы спокойно читать, наслаждаясь покоем и восстанавливая силы. Однако желание — одно, а действительность — другое. Здесь же царила суета, в доме вечно толпились люди. Кто-то приходил, кто-то уходил. И я никак не мог сосредоточиться на волновавшем меня вопросе: как связаться с Лейлой и объяснить ей, что произошло.
На второй день моего пребывания в поместье меня посетил Кристофер Керуэн, он же «К», глава МИ-6, прилетевший сюда на вертолете. Человек незаурядного интеллекта, он сразу же понял меня и с энергией фокстерьера, ухватившего кость, начал рассматривать этот вопрос и с той, и с другой стороны. Как можно отправить весточку Лейле, если она все еще находится на юге? Но сделать это, когда она с детьми вернется в Москву, будет тоже практически невозможно: сотрудники КГБ из службы наблюдения почти наверняка дежурят сутками на лестнице возле моей квартиры, поджидая, когда я там, наконец, появлюсь. А что, если я позвоню ее родителям или Арифу и Кате? Однако и этого делать было нельзя, поскольку, скорее всего, с недавних пор их телефоны прослушиваются. Рассмотрев все «за» и «против», Керуэн пришел к малоутешительному выводу, что в данный момент ничего предпринять нельзя. Он был категоричен, беспристрастен и — явно прав.
Его вердикт лишь усугубил мое угнетенное состояние. Я считал, что английские спецслужбы всемогущи, что они в состоянии устроить буквально все. Но, как оказалось, они не могут даже переправить моей жене записку от меня.
Отставной сотрудник службы безопасности, размещавшийся в деревне неподалеку от усадьбы, чтобы узнать, о чем поговаривают тамошние жители, вскоре пришел к выводу, что, по их мнению, в «большом доме» происходит нечто странное.
— Это не очень-то хорошо, — сказал он, вернувшись. Нам необходимо перебраться отсюда куда-нибудь еще.
После этого моим местопребыванием оказалась военно-морская крепость на южном побережье Англии. Возведенная в девятнадцатом столетии, она использовалась разведчиками для проведения учебных занятий и семинаров. Мне предложили отправиться туда на вертолете. Но эта идея не вызвала у меня энтузиазма. Находясь довольно долго в стрессовой ситуации, я с ужасом подумал о том, что в самом вертолете могут оказаться агенты КГБ и тогда уж мне ничто не поможет (должен заметить, что страх оказаться в руках сотрудников этого учреждения преследовал меня на протяжении примерно полутора лет). В общем, я отказался от вертолета, и тогда нам была подана машина. Оставив позади пригороды Лондона, мы двинулись дальше на юг и спустя короткое время подъехали к оснащенной всем необходимым вспомогательной базе МИ -5, которая, однако, произвела на меня впечатление заброшенного, безлюдного места.
В крепости нас встретил красивый, энергичный с виду человек, которому было немногим более пятидесяти. Он представился комендантом форта.
— Как вам должно быть понятно, я не знаю ни кто вы, ни что вас сюда привело, — сказал он, приветливо улыбаясь, — но это не имеет значения. Мы привыкли к подобным вещам. Здесь всем нравится. До моря — рукой подать, и, хотя сейчас стоит ветреная погода, чудесный свежий воздух с лихвой компенсирует это неудобство.
Вопреки тому, что он говорил, я был твердо уверен, что его предупредили о нашем визите и он отлично знал, кто я такой. За те несколько недель, что я провел в крепости, мы стали с ним добрыми друзьями. И я всегда буду вспоминать с благодарностью его жену, симпатичную молодую женщину с удивительными темно-синими глазами: специалист по аранжировке цветов, или, проще, составлению из цветов различных композиций, она следила за тем, чтобы в моей комнате всегда в вазах стояли красивые букеты.
Сперва я жил в крыле крепости, обращенном в сторону моря. Обстановка там была спартанской, но вполне приемлемой. Однажды, когда я вышел из своей комнаты, чтобы принять душ, я столкнулся с незнакомым мне человеком с обширной лысиной, обрамленной венчиком из курчавых волос. Он взглянул на меня, не вполне уверенный в том, кого он именно видит, но часом позже мы встретились с ним официально. Он оказался главным политическим аналитиком, одним из наиболее одаренных и искушенных специалистов, работавших в Уайтхолле. И мы чуть ли не с ходу начали своего рода марафон, длившийся в течение восьми дней, практически без перерыва. Мы буквально засыпали друг друга вопросами.
Беседуя с этим человеком по имени Гордон, я не переставал удивляться обширности его знаний и удивительной способности схватывать все на лету. Я понял, сколь много времени в прошлом я потратил впустую.
Те, с кем встречался я в Дании, упустили представлявшуюся им возможность получить от меня исключительно ценные сведения, потому что главное внимание они уделяли фактически малозначащим вещам, касавшимся агентов, кодовых имен, отдельных акций, нелегалов, внедрения агентов в те или иные структуры и тому подобных, второстепенных по сути тем, и оставляли в стороне куда более важные вопросы политического характера. Лишь немногие из людей, о которых мы говорили в Копенгагене, действительно были заметными фигурами, остальные же становились предметом обсуждения лишь постольку, поскольку о них упоминалось в чрезмерно объемистой корреспонденции КГБ, представлявшей собой в основном, как я уже отмечал, измышления составителей докладных записок, стремившихся оправдать свое пребывание за рубежом.
