Расспросив меня обо всем, что их интересовало, англичане знали теперь о деятельности КГБ в Лондоне все до мельчайших подробностей и располагали неоспоримыи фактами, необходимыми для проведения полномасштабной операции по очистке территории Англии от шпионов. Министерство иностранных дел и министерство внутренних дел обсуждали какие следует принять меры в отношении КГБ и ГРУ, наводнивших страну своими агентами. Большинство высокопоставленных лиц склонялось к массовой высылке из страны подозреваемых в шпионаже лиц, но я опасался, что новый мощный удар по КГБ отрицательно скажется на дальнейшей судьбе моей семьи, и поэтому стал умолять своих партнеров ограничить в данный момент число подлежащих высылке сотрудников КГБ в расчете на то, что позже могут быть найдены и какие-то иные пути решения этой проблемы. К счастью, несколько высших должностных лиц изъявили готовность принять мою точку зрения, но не надеялись на успех — половинчатые меры не в характере премьер-министра Маргарет Тэтчер.
В конце концов было решено связаться тайно с кем-нибудь из советских официальных лиц и сообщить ему устно:
— Если вы ищете мистера Гордиевского, то знайте: он здесь.
Из этих слов советской стороне станет ясно, что англичанам известно все о деятельности советской разведки в Лондоне, но они, тем не менее, проявят исключительную мягкость в данном вопросе, предоставив возможность Москве постепенно, в течение довольно длительного периода, отозвать из страны всех своих разведчиков. Однако, это будет сделано лишь при условии, что семью Гордиевского оставят в покое.
Главная трудность состояла в том, чтобы найти такого человека, которому можно спокойно, не опасаясь никаких подвохов, передать это сообщение. После некоторых размышлений выбор пал на советника советского посольства в Париже — «чистого», не являвшегося сотрудником КГБ дипломата, чье имя было знакомо мне, потому что Катя упомянула его как-то раз в своей диссертации, посвященной центристским политическим партиям во Франции. У нее сложилось высокое мнение об этом человеке, еврее по национальности, как о яркой личности. Мне казалось, что он идеально подходит для той роли, которая ему отводилась.
Встреча с советником была организована в Париже, где он работал, и там, 15 августа, во второй половине дня, он получил послание — естественно, в устной форме, как и планировалось. По моему предложению, в переданном ему сообщении не упоминалось моего имени, а просто говорилось: «бывший старший сотрудник КГБ, возглавлявший до недавнего времени лондонское отделение вышеупомянутого учреждения». Человек, на котором мы остановили свой выбор, моментально ухватил суть дела и задал лишь один вопрос:
— Почему вы обратились именно ко мне?
Наш представитель честно ответил:
— Потому что мы считаем вас одним из наиболее одаренных советских дипломатов в Западной Европе.
Перед тем как расстаться, представители обеих сторон договорились через две недели встретиться еще раз.
Таким образом, вечером 15 августа или утром следующего дня КГБ, наконец, стало известно, что я жив и здоров и нахожусь в данный момент в Англии. Ярость, охватившая кое-кого из высшего руководства этой организации, не знала границ, и ответ на наше компромиссное по характеру своему предложение, который мы получили лишь на десятый день, был составлен в исключительно резкой форме. Английский офицер, который отправился на вторую встречу в Париже, вернулся в мрачном настроении. Советская сторона обрушилась на нас со злобной тирадой, чуть ли не сплошь состоявшей из бранных слов. Согласно КГБ, мы поступили глубоко опрометчиво, предлагая подобную сделку, и, кроме того, это же возмутительно — давать только две недели для выработки какого бы то ни было соглашения. Что касается последнего замечания, то в основе его лежала советская действительность: как все мы хорошо знали, при советской системе подобные дела и впрямь не могли решаться в столь короткий срок. Но как бы то ни было, важно другое — то, что на наше предложение ответили категорическим отказом.
Позиция КГБ повергла Стивна в негодование.
— Мы должны дать этим грубиянам самый что ни на есть резкий отпор! — заявил он, кипя от ярости. — Теперь-то уж, Олег, нам и в самом деле следует вышвырнуть вон всех этих чертовых шпионов!
Англичане так и решили поступить. Составив список подлежавших высылке лиц, они намеревались сделать соответствующее заявление в начале сентября. Однако Центр, чувствуя, что вот-вот наступит возмездие, сделал ловкий ход, позволявший отсрочить возможную кару.
29 августа ответственный сотрудник английского отдела Министерства иностранных дел СССР позвонил в посольство Англии в Москве и сказал:
— Господин Горбачев желает видеть Посла Великобритании и может вызвать его в любое время. Будьте готовы.
В результате последующие несколько дней — с 4-го по 7 сентября — посол сэр Брайен Картледж провел в ожидании встречи с Горбачевым. Но никакого дальнейшего развития событий так и не последовало.
Англичане отложили свою акцию на 12 сентября. В тот день было официально объявлено, что я предпочел своей стране Запад. О том, что я бежал из Москвы, не было сказано ни слова: все выглядело так, будто я просто решил перейти на другую сторону и посему остался в Англии.
Одновременно двадцать пять сотрудников советского посольства были объявлены персонами нон грата.
В 1971 году, когда из Англии было выдворено сто пять советских граждан, Москва прореагировала на это относительно слабо: из нашей страны выслали всего лишь шестнадцать или семнадцать сотрудников английского посольства, в том числе и несколько совсем уж малозначительных личностей. Неадекватный характер принятых нашей стороной ответных мер должен был продемонстрировать стремление советского руководства сохранять хорошие отношения с Англией. На этот раз все выглядело совсем иначе. Обретя статус сверхдержавы, Советский Союз стал вести себя вызывающе, к тому же и Горбачев не желал обнаружить слабость. Необходимо учитывать также и особенную приверженность этого человека к КГБ. Именно Горбачев санкционировал такую жесткую и бескомпромиссную позицию по отношению к Англии.
Москва, действуя в строгом соответствии с принципом «око за око», официальных лиц также выслала двадцать пять человек. Поскольку численность советских сотрудников в Англии значительно превышала численность английских в Советском Союзе, то пропорции этой акции для Англии оказались чрезмерными и не отвечающими принятому в таких случаях реальному паритету.
Между тем английской службой безопасности заранее был подготовлен дополнительный список из шести человек, подлежавших высылке из страны в случае, если советская сторона проигнорирует принцип реального паритета.
