Тридцатого июля 1903 года в Брюсселе, на первом съезде РСДРП, Мартов и Троцкий заявили, что о пролетарской революции в России говорить преждевременно, нужно предоставить буржуазии возможность руководить сменой режима, ибо крестьянство не способно понять, в чем заключаются его истинные интересы, а рабочий класс еще слишком слаб, чтобы управлять страной. Ленин, напротив, утверждал, что буржуазия в России не способна возглавить демократическую революцию, поскольку она не может желать уничтожения крупных поместий и не будет создавать условия для вхождения сельского хозяйства в рыночную экономику. Он полагал, что нужен союз рабочих и крестьян. Цель — «демократическая диктатура пролетариата и крестьянства», позволяющая осуществить «программу-минимум»: демократическая республика, национализация земли, уничтожение регулярной армии. Ленин пишет: «Марксизм учит пролетария не отстранению от буржуазной революции, не безучастию к ней, не предоставлению руководства в ней буржуазии, а, напротив, самому энергичному участию, самой решительной борьбе за последовательный пролетарский демократизм, за доведение революции до конца».
На съезде завязалась суровая борьба. Голосование прошло в полной сумятице. Сторонники Ленина стали называть себя «большевиками», а своих соперников — Мартова и Троцкого — «меньшевиками». Ленину удалось придать своей деятельности демократическую окраску.
В том же году Шарль Лонге, всю свою жизнь остававшийся социалистом и журналистом, умер, оставив четырех детей — Женни, Марселя, Эдгара и Жана (из всех четверых только последний стал социалистом-активистом). Воспитывала их в основном Лаура Лафарг.
В 1904 году социалисты, создавшие социал-демократический кооператив, отыскали родовой дом Маркса в Трире и купили соседний дом для партии и профсоюза. Во Франции раздоры между социалистами не утихали. Они ослабили социалистический Интернационал, который, собравшись в августе на VI Конгресс в Амстердаме, осудил всякое сотрудничество с «буржуазными» партиями и рекомендовал французам объединить свои силы «в интересах международного пролетариата, перед которым они несут ответственность за пагубные последствия своих разногласий». Жюль Гед одержал победу над Жоресом.
Девятое января 1905 года вошло в российскую историю под названием «Кровавое воскресенье»: свыше ста сорока тысяч петербургских рабочих устроили мирную демонстрацию перед Зимним дворцом, неся в руках иконы, чтобы вручить петицию царю; армия стала стрелять по толпе, свыше тысячи человек было убито[77]. Николай II тотчас пообещал выборы, свободу печати, всеобщее избирательное право и конституцию — ничего из этого народ не получил. В конце года редкие марксисты и революционеры, находившиеся в стране, были брошены в тюрьмы, а Дума распущена[78]. Ленин остался за границей: время завоевания власти для социалистической революции еще не пришло. Но неудавшееся восстание побудило его задуматься о роли всеобщей стачки в завоевании власти.
23—25 апреля 1905 года, следуя призыву Интернационала, в Париже, в кафе «Глобус» на Страсбургском бульваре собрался объединительный конгресс французских социалистов. 286 делегатов приняли «Хартию единства», составленную явно в марксистском духе: «Социалистическая партия является классовой партией, имеющей целью обобществить средства производства и торговли, то есть преобразовать капиталистическое общество в коллективистское или коммунистическое, а средством — экономическую и политическую организацию пролетариата. По своим целям, идеалам и применяемым методам французская секция рабочего Интернационала, хотя и продолжает осуществление неотложных реформ, требуемых рабочим классом, является не реформистской партией, а партией классовой борьбы и революции». Ее печатным органом стала газета «Юманите».
В Германии Каутский, которому удалось добиться от Бернштейна передачи некоторых рукописей партии, издал с согласия Элеоноры четвертый том «Капитала», в который вошли теории Маркса о прибавочной стоимости под заглавием «История экономических учений».
В 1906 году в Лондоне Комитет рабочего представительства принял название Лейбористской партии; внутри нее возобладали взгляды фабианцев, ратующих за постепенное проникновение марксизма в общество.
Двенадцатого июля кассационный суд отменил «в связи с прекращением дела» приговор в отношении Дрейфуса. Защищавший его Жорес стал вождем французских социалистов. Тем не менее в том же году в органе социалистической партии — газете «Мувман сосьялист» появилась статья «Крах дрейфусизма, или Торжество еврейской партии»…
В 1908 году, в двадцать пятую годовщину смерти Маркса, Роза Люксембург, верившая в скорую революцию в Германии, опубликовала в газете «Социализм» статью, заявляющую, что Россия, несмотря на поражение революции 1905 года, тоже становится возможным фронтом для захвата власти: «Обычно вклад в науку большинства великих ученых получает полное признание только после их смерти. Время возвращает им все их значение. Сегодня, четверть века спустя после смерти Маркса, гром русской Революции возвещает присоединение к марксистской мысли новой обширной территории…»
В 1910 году, роясь в архивах, привезенных Бернштейном, Каутский, еще руководивший журналом «Нойе цайт», обнаружил рукописи Маркса, о существовании которых никто не знал и которые скрывал Бернштейн: подготовительные наброски к «Критике гегелевской философии права», «Экономическо-философские рукописи 1844 года» и «Основные черты критики политической экономии». Важная находка, устанавливающая связь между «Немецкой идеологией» и зрелыми произведениями. Каутский встретился с Рязановым. Молодой русский эмигрант, изучавший труды Маркса, пришел расспросить его, как уже расспрашивал Бебеля и Бернштейна. Очень скоро он понял двуличие Бернштейна, что само по себе сблизило его с Каутским, поразившим юношу своим знанием творчества Маркса и высоким интеллектуальным уровнем. Каутский рассказал ему о своих поразительных открытиях и сделал своим секретарем; он поручил Рязанову подготовить переписку Маркса для публикации. Рязанов согласился. Что может быть лучше для революционера, чем познакомить мир с работами учителя? По свидетельству Рязанова, после смерти Энгельса архивы пришли в полнейшее запустение. Энгельс жестоко просчитался: если бы не было завещания, архивы наверняка сохранились бы лучше. Огромная библиотека Маркса и Энгельса почти совершенно утрачена. Наследники даже не дали себе труда выяснить, все ли архивы были переданы им целиком. Вот так архивы Маркса перешли из рук немцев в руки русских — точнее, из рук нескольких немцев, которых они не слишком интересовали, в руки одного русского, который по-настоящему ими дорожил.
