Главным украшением Архангельского является парк, торжественной красоте которого нет равных в Центральной России, некогда славившейся своими великолепными поместьями. Садово-парковый ансамбль Архангельского напоминал не только Версаль. Он был построен в традициях итальянских парков, для которых характерны террасы, почти не встречающиеся в усадебных ансамблях средней полосы нашей страны. Автором проекта террас Архангельского по традиции называют академика Императорской Академии Художеств итальянца Джакомо Тромбаро, приехавшего в Россию в 1779 году вместе с архитекторами Д. Кваренги и Ф. Кампорези.
Князю Юсупову в процессе окончательного завершения паркового ансамбля удалось привести в действие фонтаны, предусмотренные еще первоначальным проектом «архангельских садов». Для них он выписал специальную гидравлическую машину.
Конечно, «водные изыски» очень украсили усадьбу, но все же и в наши дни главным украшением парка Архангельского остается его коллекция скульптуры. Она собиралась постепенно и изваяния для нее заказывалась не только иностранным, но и отечественным мастерам. Среди них московский итальянец Карл Сильвестр Пено, создавший для Архангельского значительное число произведений декоративной скульптуры. Это самая большая, редкостная по гармоничности и сохранности коллекция парковой скульптуры в Подмосковье, которую в России превышают только дворцовые собрания пригородов Петербурга.
В Архангельском есть и подлинный уникум — скульптура самого Микеланджело. По мнению В. Л. Рапопорта, это воспроизведение несохранившейся восковой модели скульптуры «Геркулес и Антей», которая была выполнена в 1622 году римским скульптором Стефано Мадерна. По его терракоте в конце XVIII века, возможно, в мастерской известного русского скульптора М. И. Козловского изготовлялась эта скульптурная группа[342].
Архангельское. Парадный вестибюль Главного усадебного дома. Фотография 1900-х гг. ГМУА.
Ряд скульптур парка намеренно повторяют скульптурные композиции Павловского паркового ансамбля, который считается «дальним родственником» парка Архангельского. Например, «Диана Версальская».
В начале XX века, когда в Подмосковье стал зарождаться массовый туризм, Архангельское и его парк стали первыми объектами внимания вездесущей туристической братии. У меня в коллекции старых фотографий сохранилось два любительских снимка, сделанных в то время, когда парк Архангельского открылся для небольшого потока сторонней публики, не являвшейся знакомыми или родственниками хозяев. На страницах книги они воспроизводятся впервые, хотя ничего особенно нового специалисты в этих снимках, разумеется, не узрят. Ну а заядлые туристы с радостью узнают, что и у них имелись далекие предки, восхищавшиеся Архангельским. Впервые же «туристы» попали в усадебный парк еще при князе Николае Борисовиче, который по праздникам и воскресным дням дозволял такое удовольствие «прилично одетой публике».
Обелиск в парке Архангельского в память посещения усадьбы императором Николаем II. Фотография 1910-х гг. Собрание автора.
Настоящий туристический же поток хлынул в Архангельское только при советской власти, хотя современной инфраструктуры для приема туристов в музее-усадьбе все еще, увы, не создано.
Историческая летопись усадьбы Архангельское сохранила имена некоторых соклубников князя Николая Борисовича Юсупова по Московскому Английскому клубу, которые любовались этим выдающимся художественным ансамблем и запечатлели его на страницах собственных сочинений.
Первым из них оказался Николай Михайлович Карамзин — знаменитый русский историограф и писатель-сентименталист. Он побывал в Архангельском еще у князей Голицыных, в 1803 году. Карамзина прельстила молва о «Русском Версале», подобии знаменитого парка французских королей, которым любовался автор не только «Истории Государства Российского», но и «Писем русского путешественника». Со страниц этих путевых заметок писатель предстает знатоком и ценителем садово-паркового искусства, ландшафтной архитектуры — рукотворной поэзии природы.
Архангельское. Императорская аллея. Фототипия П. Павлова. Открытка начала 1910-х гг. Собрание автора.
О красоте садов Архангельского Карамзин оставил такие строки: «Счастливое, редкое местоположение еще возвышает красоту их. Рощи, где дикость природы соединяется с удобствами искусства и всякая дорожка ведет к чему-нибудь приятному… наконец заступают у нас место так называемых правильных садов, которые ни на что не похожи в натуре и совсем не действуют на воображение; скоро без сомнения перестанем рыть и пруды в уверении, что самый маленький ручеек своим быстрым течением оживит сельские красоты гораздо более, нежели сии мутные зеркала, где гниют воды неподвижные»[343].
Карамзин-сентименталист к этому времени постепенно охладел к красоте французского паркового искусства. Его поэтическое воображение вдохновляла лишь природная красота. Николай Михайлович встречался с Юсуповым в Английском клубе вплоть до переезда в Петербург; князь был знаком с историческими и литературными трудами писателя. История России интересовала Юсупова не только с точки зрения участия в ней его собственных предков, но и в качестве начальника Оружейной палаты. На этом посту Николай Борисович сделал немало для сохранения и популяризации русских древностей.
Юсуповы с гостями в Архангельском. Фотография 1900-х гг. ГМУА.
Еще один весьма неожиданный отзыв об Архангельском, принадлежит не члену Английского клуба или другу князя Н. Б. Юсупова, а человеку, которого трудно заподозрить в любви к России и ее культуре. К тому же он видел усадьбу уже после вывоза главных ее художественных ценностей князем Борисом Николаевичем.
«Хочу, прежде всего, навестить любезную знакомую прежних времен, княгиню Юсупову, которая живет в 20 верстах отсюда в своем имении… Медленная запряжка и быстрая езда характерна для этого народа… Я бы с нетерпения побрился, если бы у меня было зеркало, но так как его нет, то я буду приветствовать мою благожелательницу Тата невыбритым (княгиню Татьяну Александровну Юсупову, жену Николая Борисовича Юсупова-младшего. — А. Б.)…»
16 июня 1859 года. «Архангельское, поздно вечером. Год тому назад мне даже не снилось, что я буду именно здесь. На той же реке, как и Москва, в милях трех выше по течению, стоит в большом парке дворец итальянского стиля. От его фасада тянется к реке уступами широкий луг, а налево от него у самой реки стоит павильон, в шести комнатах которого я одиноко брожу. По ту сторону воды равнина, залитая лунным светом; по сию сторону — луг с изгородями и оранжереями. В камине завывает ветер, и трещат дрова, со стен смотрят на меня подобно привидениям старые портреты, а в окна белые мраморные статуи: очень романтическое уединение. Так как во дворце идут переделки, то владелец, князь Юсупов (тогда им был Николай Борисович — младший, — А. Б.), ютится в доме управляющего. Его супруга — дочь бывшего посла в Берлине Рибопьера, в доме которого я, в дни моей юности, в первый раз вступил в Берлинский свет. Завтра возвращаюсь с моими хозяевами в Москву…»
