«Хочу, прежде всего, навестить любезную знакомую прежних времен, княгиню Юсупову, которая живет в 20 верстах отсюда в своем имении… Медленная запряжка и быстрая езда характерна для этого народа… Я бы с нетерпения побрился, если бы у меня было зеркало, но так как его нет, то я буду приветствовать мою благожелательницу Тата невыбритым (княгиню Татьяну Александровну Юсупову, жену Николая Борисовича Юсупова-младшего. — А. Б.)…»
16 июня 1859 года. «Архангельское, поздно вечером. Год тому назад мне даже не снилось, что я буду именно здесь. На той же реке, как и Москва, в милях трех выше по течению, стоит в большом парке дворец итальянского стиля. От его фасада тянется к реке уступами широкий луг, а налево от него у самой реки стоит павильон, в шести комнатах которого я одиноко брожу. По ту сторону воды равнина, залитая лунным светом; по сию сторону — луг с изгородями и оранжереями. В камине завывает ветер, и трещат дрова, со стен смотрят на меня подобно привидениям старые портреты, а в окна белые мраморные статуи: очень романтическое уединение. Так как во дворце идут переделки, то владелец, князь Юсупов (тогда им был Николай Борисович — младший, — А. Б.), ютится в доме управляющего. Его супруга — дочь бывшего посла в Берлине Рибопьера, в доме которого я, в дни моей юности, в первый раз вступил в Берлинский свет. Завтра возвращаюсь с моими хозяевами в Москву…»
Княгиня З. Н. Юсупова в Кореизе. Фотография 1913 г. ГМУА.
На следующее утро к письму сделана приписка: «Несмотря на широкую холодную постель, я спал прекрасно; велел хорошенько растопить камин, и сейчас сижу у дымящегося чайника, смотрю на проясняющийся, но все еще серый небосклон и на зелень, окружающую мой павильон; приятный уголок и приятное ощущение того, что здесь я недостижим для телеграфа…
К моему павильону примыкает 150 аршин, по меньшей мере, оранжерея, в данное время пустующая, так как зимние ее обитатели красуются вдоль изгородей. Все вместе, как и парк, напоминает в большом размере Редентин (Приморское поместье в Мекленбург-Шверине. — А. Б.) с причудливым прибавлением построек, изгородей, террас и статуй. Теперь я иду гулять»[344].
Н. И. Троцкая. Заведующая Отделом музеев Наркомпроса. Фотография 1920-х гг.
Автор этого романтического описания Архангельского граф Отто фон Бисмарк, будущий германский «железный канцлер», бывший в 1859–1862 годах послом Пруссии в России, человек вовсе не романтических настроений. Интересно, что в Петербурге он жил на Английской набережной в доме графа Стейнбока (потом Кокорева) на углу Замятина переулка. Эта часть города тесно связана с историей Петербургского Английского собрания.
Княгиня Зинаида Николаевна Юсупова, последняя владелица Архангельского, опубликовала на страницах «Русского Архива» несколько небольших заметок об истории своей семьи и ряд документов из семейного архива, в том числе посвященных «железному канцлеру».
Традиции русской придворной жизни складывались так, что вплоть до начала XX века Архангельское выполняло неофициальную роль царской подмосковной резиденции. Романовы сколько ни пытались, но на протяжении всего 19-го столетия так и не смогли обустроить для себя официальную резиденцию вблизи древней столицы России, как это полагалось по этикету. Дворец в Коломенском сломали, дворец в Царицыне так и не отделали. «Петровский замок» или дворец в Нескучном на роль парадной резиденции явно «не тянули». Поэтому ее функции выполняли усадьбы богатейших русских вельмож в ближайших окрестностях второй столицы. Архангельскому эта честь выпадала с завидным постоянством, начиная с царствования Александра I.
Вывеска санатория Министерства обороны СССР «Архангельское». Любительская фотография 1950-х гг. Собрание автора.
Николай I стал первым императором, в честь которого в дни коронации в 1826 году в усадьбе устраивался пышный коронационный прием. Императрица Мария Федоровна после этого осталась в Архангельском на несколько дней «запросто» — отдохнуть от празднеств в обществе милого, старого друга — князя Николая Борисовича.
В честь приездов представителей царского рода в имении регулярно проходили пышные праздники. После посещения императорской особой парк Архангельского украшался очередным памятным монументом — традиционной колонной. Разумеется, царских приездов бывало значительно больше, чем установлено колонн. Просто в память об очередном посещении на постамент памятника устанавливалась дополнительная доска, где отмечалась дата приезда. Имелась еще «книга почетных посетителей», из которой после революции имена «владетельных особ» безжалостно вымарывались новыми хозяевами имения.
Последний коронационный прием устраивался в Архангельском в честь последнего императора из рода Романовых — Николая II. Это торжественное событие памятником отметить успели, но сохранился он только на фотографии. Монумент возвышался на главной оси партера, ближе к оранжереям и явно мешал при эксплуатации здания военного санатория. Переносить его не стали, а просто ликвидировали — по соображениям «классового характера» в том числе. Архангельское также постоянно посещали иностранные коронованные особы и дипломаты высшего ранга, для которых давались обеды, устраивались театральные праздники и фейерверки.
Последний раз сами законные владельцы побывали в своем имении летом 1917 года. Уже осенью к их титулу прибавилось слово «бывшие»…
Князья Юсуповы благополучно успели ускользнуть из объятой революционным пламенем родины, тогда как основная часть их богатств и громадный архив перешли в пользование пролетариата. Надо сказать, что попользовался он ими на славу[345].
Первым истинно пролетарским «пользователем» Юсуповских богатств стал Лейбла Давидович Бронштейн — второй по значимости после Ленина вождь мирового пролетариата. Он жил в России под псевдонимом Лев Троцкий. Его супруге, Наталье Ивановне Троцкой, после переезда советского правительства из Петрограда, очень не понравилась Москва, которую большевики одно время думали переименовать как раз в Троцк. Наталья Ивановна, по известной аналогии, предпочитала круглый год жить за городом.
Надо отдать должное первым большевистским вождям — вкус к усадебной жизни у них имелся отменный, не то, что в более позднее время, когда все свелось исключительно к номерным Горкам — 1,2,3 и так далее. Нарком просвещения А. В. Луначарский избрал своей резиденцией музей-усадьбу Вяземских-Шереметевых «Остафьево», причем пользовался ею вместе с бывшими владельцами, графами Шереметевыми, теми, кто не успел или не смог сбежать. Шереметевы, как и Юсуповы, состояли многолетними членами Московского и Петербургского Английских клубов, где проводили немало времени. Сохранились милые воспоминания о том, что когда просвещенному наркому хотелось подарить своей подруге жизни, актрисе товарищ Розенель какой-нибудь изящный музейный экспонат, он вступал в споры и пререкания с «бывшим графом». Не даром даже «литературный вождь пролетариата» Демьян Придворов-Бедный рифмовал в своих эпиграммах Розенель и панель. Луначарский в долгу не оставался, отвечал не менее хлестко. Он обозначал истинные имена Демьяна только первоначальными буквами слов — «б» и «ж». Остальное читать стыдно.
