Версия, которой я воспользовалась, известна нам из Ливия. Но он, по-видимому, следует Полибию, так как этот последний упоминает, что Сифакс разорвал союз с римлянами из-за женщины (Polyb., XIV, 1, 4; ср. 7, 6). К сожалению, Ливий прибавил слишком много патетических речей и красивых поз. Так, он сообщает, что Масинисса отравил Софонисбу, боясь преступить клятву, неосторожно ей данную. Он обещал, что живой она не попадет в руки римлян. Боюсь, ближе к истине Дюрюи, который замечает, что восточный царек не мог выпустить живой женщину из своего гарема.
Полибий, писавший со слов посла Сципиона, Гая Лелия, а вслед за ним все античные авторы утверждают, что мир был ратифицирован Римом. Только Ливий пишет, что отцы разгадали хитрость пунийцев и отвергли мир. Подобный разбор всех источников по этому вопросу содержится в книге Шифмана (Кораблев И. Ш. Ганнибал, с. 291–296). Сам автор верит Ливию, но большинство современных ученых принимает версию Полибия (см. Scullard Н. Н. Scipio Africanus… p. 136). Мы безусловно отвергаем сообщение Ливия и вот по каким причинам. Во-первых, в дальнейшем Сципион держит себя так, как будто пунийцы, а не римляне отказались от мира (причем даже у Ливия). Во-вторых, весь рассказ Ливия крайне противоречив и, видимо, списан с двух несогласованных источников. Сначала он сообщает, что одним из условий мира, продиктованного Сципионом, было отозвать Ганнибала из Италии. Далее прибыл Лелий, а уж потом послы из Карфагена. Сенат приказал Лелию остаться до прибытия послов, чтобы вместе обсудить условия. Послы прибыли, но сенат уже отослал Лелия. Его вернули с дороги. Начали спрашивать мнение всех поименно. Решающим оказалось мнение Лелия, по словам которого «Сципион считал, что на мирный договор можно надеяться только в том случае, если Ганнибала и Магона не будут отзывать из Италии». После этого сенат отверг мир (Liv., XXX, 17; 21–23).
Не говоря о том, что сенат то приказывает Лелию остаться, то отсылает, то вновь возвращает, как можно было приписывать Сципиону такое мнение, когда отзыв Ганнибала он поставил обязательным условием мира?! Да и как могли бы римляне заключить мир, если иноземные войска находились в Италии? Далее невероятно, что столь странное мнение высказал Лелий и именно он сорвал мир Сципиона. В то же время я полагаю, что сообщение Ливия отражает воспоминание о том, что вопрос о мире вызвал сильные споры в сенате. Ф. Ф. Зелинский даже считал, что сенат отверг мир Сципиона, но его ратифицировало народное собрание (Zielinski Th. Die letzten Jahre des Zweiten Punischen Krieges. Leipzig, 1880, S. 44).
Движение Сципиона к границам Нумидии ясно показывает, что он кинулся в степи, чтобы соединиться с Масиниссой прежде, чем на него нападет Ганнибал. Карфагенский полководец последовал за ним, значит, он в свою очередь предполагал напасть на Сципиона, пока тот не соединился с союзником. Это более или менее ясно. Далее ясно, что Сципион успел встретить Масиниссу до битвы. Но почему Ганнибал просил у Публия свидание до сражения? Существует два рассказа. Ливий пишет, что соглядатаи, великодушно отпущенные римским военачальником, сообщили Ганнибалу, что Сципион соединился с Масиниссой. Полибий же говорит, что пуниец попросил о встрече до соединения, а Публий согласился на свидание только после возвращения Масиниссы. Мы придерживаемся версии Полибия, который получил сведения от самого Масиниссы и Лелия. В любом случае очевидно, что Ганнибал, чувствуя крайнюю неуверенность в себе, решил просить мира.
Между тем Моммзен делает следующее замечание: «Трудно поверить, что Ганнибал, делая эту попытку (заключить мир. — Т. Б.), имел другую цель, кроме намерения доказать народной толпе, что патриоты не безусловно противились заключению мира» (Моммзен Т. История Рима. Т. I, с. 620). Удивительное заключение! Да разве народная толпа хотела мира? С самой высадки Сципиона она слепо, непримиримо противилась миру. Уничтожение двух огромных армий не могло сломить ее пыл. Лишь оказавшись совсем без войск, карфагеняне заключили мир. Но при первом известии о прибытии Ганнибала они нарушили его в самой наглой форме, то есть сожгли мосты. Ганнибала они с самого начала лихорадочно торопили, посылали на войну и ни разу даже не заикнулись о мире. Источники сохранили воспоминание о том, что Ганнибал хотел мира, но все его попытки сорвала именно народная толпа. Аппиан говорит, что Ганнибал заключил мир со Сципионом сразу после своей высадки (Арр. Lyb., 37–39), а Евтропий — что он принял все условия, продиктованные Публием Корнелием во время мирных переговоров, но правительство Карфагена договор не ратифицировало (Eutrop., 3, 22). Наконец, уже после поражения при Заме народ все еще не был сломлен и хотел войны; убедил их просить мира именно Ганнибал. По-видимому, Моммзен полагает, что попытка заключить мир как-то унижает Ганнибала. Мне кажется, более прав Полибий, который ставит эти переговоры в особую заслугу Ганнибалу, так как прошлые победы не ослепили его и не лишили чувства реального.
Эти мужественные и суровые слова выражают самый дух римской доблести. Стоит сравнить их со словами Мстислава Храброго: «Аще ныне умрем за хрестьяне, то очистимся грехов своих и Бог вменит кровь нашу с мученикы». (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Кн. II. М., 1960, с. 120). Русский князь уповает на небесное воздаяние, но римлянин видит единственную награду в смерти за родину.
Рассказ об этой замечательной битве принадлежит Полибию, который писал со слов ее главных участников. Ливий в существенных чертах не расходится с ним. Совершенно иной рассказ находим мы у Аппиана. Этот историк точно так же, как Полибий, описывает расположение обеих армий, причем сообщает некоторые детали, которые уточняют и дополняют рассказ Полибия (например, придуманный Публием способ борьбы со слонами). Но далее битва предстает, как у Гомера, цепью беспорядочных и совершенно неожиданных единоборств. Прежде всего Аппиан сообщает, что, хотя основная масса слонов действительно бежала с поля боя, часть из них попала в центр римской армии и металась там, причиняя римлянам много бед. Тогда Сципион повел вперед италийских конников, снаряжение которых было легче, велел им спешиться и гнать слонов дротиками. Но воины испугались огромных животных. Тогда Сципион сам первый соскочил с коня, смело бросился вперед и ранил вожака. Далее, по его словам, конница не покинула поля боя и продолжала вести битву. При этом отряд Сципиона столкнулся с отрядом Ганнибала. Тогда оба вождя захотели решить все дело единоборством и устремились друг на друга. Ганнибал ранил коня под Сципионом, но тут римляне бросились вперед и разняли сражающихся полководцев. После того Ганнибал столкнулся с Масиниссой и также вступил с ним в бой. Но и этот поединок кончился, как и предыдущий. Ганнибал и тут поразил коня нумидийца. Масинисса, обезоруженный, стал выдергивать из своего щита из слоновой кожи застрявшие там дротики и метать их в Ганнибала, но вдруг его ранили в руку. Узнав о происходящем, Публий ринулся спасать Масиниссу. Он увидел его уже на другом коне с перевязанной рукой. Нумидиец мчался в бой. Тут сражение разгорелось с новой силой, неожиданно Ганнибал заметил на одном из холмов иберов и галлов и поскакал туда, надеясь привести варваров на помощь пунийцам. Но воины решили, что он бежит, и бросились врассыпную.
