25
О даймоне Платон упоминает в «Федре» (242 b — с), «Теэтете» (151 а), «Алкивиаде Первом» (103 а — b), «Евтидеме» (272 е). Он также сообщает о случаях удивительных пророчеств духа. Кроме того, о нем говорит Ксенофонт (Mem., 1, 1, 2–5). Для Аристотеля обычный риторический вопрос, что такое даймон Сократа (Rhet., II, 23,8). Кроме того, о нем писали поздние авторы — Апулей (Liber de deo Socr.) и Плутарх (De gen. Socr.).
Мейер и Хейвуд отрицают, что Публий посещал ночью храм. Мейер приводит следующее соображение: Публий, как говорят, посещал храм перед всеми важными событиями в своей жизни. Но все важные события его жизни произошли позже отъезда в Испанию и за пределами города Рима. Хейвуд добавляет к этому еще несколько мыслей. Об этих посещениях ничего не говорит Полибий. Они не соответствуют духу римской религии. Наконец, невозможно, чтобы собаки не лаяли на Сципиона.
Блестящая критика всех этих домыслов есть у Скалларда. Здесь скажем только, что в жизни Публия в Риме и до и после Испании случалось очень много важных событий: он был выбран эдилом, полководцем для ведения иберийской войны, он женился, влюблялся, поддерживал своих друзей на выборах и т. д. О Полибии мы подробно говорили выше (примечание 23). Что же до духа римской религии, то Скаллард справедливо замечает, что сообщения о ночных посещениях Сципионом храма ничуть не шокируют многочисленных римлян, которые об этом сообщают. От себя добавлю, что вообще многие черты характера и поведения Сципиона не соответствуют духу римской религии, государственности и проч. И об этом римские авторы повествуют с удивлением, но не отрицают напрочь, как делает Хейвуд. Соображение о собаках меня просто поражает. Скажу только, что существуют люди, на которых собаки никогда не лают, и мне таких людей приходилось видеть. Скаллард полагает, что собаки хорошо уже знали Публия.
Ливий иначе определяет численность его войск. По его расчетам у Газдрубала было 54 тысячи пехоты и 500 конницы. Впрочем, он не слишком настаивает на этих цифрах, замечая, что другие источники называют число 70 тысяч (Liv., XXVIII, 12). Аппиан говорит о 70 тысячах пехотинцев, 5 тысячах всадников и 36 слонах, хотя он пользовался не Полибием (Арр. Hiber., 100). Тем не менее Скаллард принимает данные Ливия (Scullard Н. Н. Scipio Africanus… p.88).
Есть некоторые указания на то, что Сципион вообще любил поздно вставать. Плутарх пишет: «Афиняне ставили в вину Кимону его склонность выпить, а римляне Сципиону — его склонность поспать, потому что они не могли придумать в отношении их ничего другого» (Praecept. ger. rei publ., 800 Е).
Полностью речь Сципиона к войскам есть у Полибия и Ливия. Ничего общего в этих двух речах нет. Я не верю ни одной. У Ливия просто одна риторика. Так мог говорить какой-нибудь модный учитель эпохи Августа, а не римский полководец времен Ганнибаловой войны в дикой стране перед восставшими войсками. Речь Полибия слишком спокойна и разумна. Кажется, что слышишь греческого философа, мирно беседующего с друзьями. Боюсь, что никто из воинов не смог бы запомнить и повторить слова Сципиона. Тем более там не было Лелия. Осталось только впечатление чего-то страшного.
Об отношениях Красса со Сципионом можно реально судить по нескольким фактам. Первое, он уступил Публию без жребия Африку. Но это можно объяснить тем, что его сан запрещал ему оставить Италию. Гораздо важнее одна вскользь брошенная фраза Ливия. Он говорит, что когда сенат очень теснил Сципиона, он будто бы наедине совещался с коллегой (Liv., XXVIII, 45). Если это правда, то, значит, перед враждебным большинством сената оба консула действовали единодушно. Второе, в 194 году до н. э. Красс объявил, что Священная Весна, торжественный обряд, проведенный Катоном, главным противником нашего героя, совершен неправильно, и поручил Сципиону повторить его. В этом факте видят доказательство близости Красса к Сципиону. Но я должна подчеркнуть, что, учитывая глубокую религиозность и честность понтифика, совершенно невозможно предположить, что он подтасовал факты, чтобы угодить своему приятелю. Поэтому или действительно ошибка была допущена, или Красс подошел к Катону суровее, чем нужно, потому что верил в особую близость Сципиона к богам и был убежден, что его дар будет милее небожителям.
Моммзен не только вслед за Фабием обвиняет Сципиона в том, что он выпустил из рук Газдрубала, но утверждает, что Баркид вовсе не был разбит и что Публий не смог выполнить задачу, которую с успехом выполняли его отец и дядя, а затем Нерон (Моммзен Т. История Рима. Т. I, с. 599). Это положение, на мой взгляд, не выдерживает критики. Газдрубал потерял две трети своей армии и бежал, оставив Испанию, свою вотчину, в руках врага. Далее время показало, что план войны Сципионов и тем более Нерона был неверен. Сципионы в несколько дней утратили все и в несколько дней погибли со всей армией. Нерон был отброшен к Пиренеям. Публий не просто победил, а выбил Испанию из рук врага и лишил пунийцев плацдарма, завоеванного Гамилькаром Баркой. Сципион, как я уже говорила, не мог гнаться за Газдрубалом. Он держал в голове план всей войны и ради него мог пойти на определенный риск и жертвы.
Полибий упоминает оба эти плана (Polyb., XIV, 6, 7 и 3, 3). Это, по-видимому, указывает на то, что Газдрубал так и не принял окончательного решения.
Смелый ночной набег Сципиона кажется подчас читателю делом очень легким. В самом деле это был очень опасный шаг, и римляне были на волосок от гибели. Достаточно вспомнить, что 50 лет спустя маневр Сципиона попытался повторить карфагенянин Газдрубал, возглавлявший оборону Карфагена в Третью Пуническую войну. Он напал ночью на римский лагерь, застал воинов спящими и обрушился на них. Но один из трибунов успел проснуться, поднял свой отряд, вывел его из противоположных ворот и ударил врагу в тыл. Карфагеняне были растеряны и обратились в поспешное бегство. Отряд же Сципиона был столь мал, что неудача грозила полной гибелью всего войска.
О дальнейшей судьбе Газдрубала Полибий ничего не говорит. Ливий, правда, передает, что он остался жив и даже командовал флотом (Liv., XXX, 8), но потом он исчезает со страниц истории. Аппиан же сообщает, что его приговорили в Карфагене к смерти за военные неудачи. Газдрубал бежал из города и вел жизнь разбойника. Позднее его простили, и он вернулся в Карфаген. Но после очередной неудачи народ выместил свою ярость на Газдрубале. Толпа хотела растерзать его, но он «успел вбежать в отцовскую гробницу и принял яд. Они же вытащили его труп, отрубили голову и носили ее на копье по городу» (Арр. Lyb., 98–99, 158–159). Поэт Овидий упоминает, что 23 июня Масинисса победил Сифакса (то есть захватил его столицу), а Газдрубал покончил с собой (Fast., VI, 769–770). Это сообщение заставляет предположить, что в версии Аппиана произошла некоторая путаница. Если Овидий прав, Газдрубал убил себя вскоре после поражения. Я полагаю, что в рассказе Аппиана соединились два знаменитых Газдрубала — сын Гескона и полководец времен Третьей Пунической войны, о котором шла речь в предыдущем примечании. Этот последний, как известно, был приговорен карфагенянами к смерти, бежал, собрал вокруг себя разбойников и стал грабить окрестности города. Затем он был прощен, вернулся и возглавил оборону. С другой стороны, вся вторая часть рассказа Аппиана кажется вполне достоверной. Карфагеняне обычно казнили полководцев за проигранные сражения. Вероятно, так произошло и с Газдрубалом. Сообщение Овидия подтверждает, что пуниец успел лишить себя жизни и избежал уготованных ему мук. Т. Моммзен полностью принимает версию Аппиана (Моммзен Т. История Рима. T.I, с.618–619).