С основательницей и начальницей гимназии, самой Александрой Самсоновной Алферовой, мы познакомились на первом же уроке – она преподавала у нас математику. Ее высокая стройная фигура в темном платье с белым крахмальным воротничком, ее седая голова с легкими кольцами волос на лбу запомнились мне на всю жизнь. Некрасивое, чуть негритянского склада лицо было волевым и строгим, но глаза ласковыми и добрыми… Александр Данилович преподавал русскую литературу и был полной противоположностью своей жены. Мягкий, застенчивый, он умел удивительно читать вслух, и страницы, прочитанные им, глубоко и прочно врезались в нашу память…
Они воспитали не одно поколение девушек.
Считалось за счастье отдать своих детей именно в эту гимназию. Отсюда – не случайный состав, не разнородные вкусы и намерения, а что-то очень всех объединяющее, одни, я бы сказала, корни. Воспитание, имевшее принципиальное направление, всех как бы цементировало, создавая определенный облик ученицы. Этот облик отличался внутренней целеустремленностью. Из этих девочек получились потом профессора, ученые, украшавшие кафедры и институты. Здесь учились внучка декабриста Якушкина, дочери художника Серова, известных профессоров либерального толка – Кожевникова, Прянишникова, Мануилова, знаменитых в то время докторов – Черниховского, Усова, дочь ректора университета, впоследствии известный профессор-окулист Плетнева…
Алферовки своим поведением, всем тоном своим были совершенно отличны от других гимназисток. Их сразу можно было узнать. В Москве так и говорили: «Это идет алферовская гимназистка» или «Для алферовской гимназистки это неудобно».
Судьба самих Алферовых после революции была ужасна. Летом 1919 года их обоих арестовали за принадлежность Александра Даниловича к антибольшевистскому заговору наподобие питерского «дела Таганцева», в котором погиб Гумилев. Алферов был не только педагогом, но и политическим деятелем, членом Конституционно-демократической партии, и вот во время Гражданской войны вступил в подпольную организацию «Национальный центр», которая находилась в Москве, но имела отделения в Петрограде и по всей России. Организация эта поддерживала связь с белыми армиями: Деникина на юге, Колчака на востоке и Юденича на северо-западе, пытаясь координировать их действия.
Чекисты вышли на след «Национального центра» в июне 1919 года, когда при попытке перейти линию фронта был убит белый офицер, направлявшийся из Петрограда в штаб Северного корпуса. У него была найдена записка, адресованная генералу Александру Родзянко и подписанная «ВИК». Как им удалось выяснить, под инициалами скрывался некий инженер В.И. Штейнингер, кадет (отсюда и ВИК). На допросе Штейнингер сознался, что является одним из деятелей «Национального центра».
Одновременно в Вятской губернии был задержан курьер, который ехал в Москву из штаба Колчака с большой суммой денег для «Национального центра». В Москве он должен был передать деньги лидеру организации Николаю Щепкину (внуку знаменитого актера). На всякий случай ему дали также адрес супругов Алферовых. В ночь с 28 на 29 августа Щепкин и Алферовы были арестованы.
К несчастью, Александр Данилович оказался очень неумелым конспиратором. При обыске у него был найден список членов организации. Начались массовые аресты…
23 сентября 1919-го в газете «Известия» было опубликовано обращение ВЧК «Ко всем гражданам Советской России!». Сообщалось о раскрытии московского и петроградского отделений «Национального центра» и о расстреле Щепкина, супругов Алферовых, многих других…
Всего по делу «Национального центра» было расстреляно 67 человек.
В эти дни Марина Цветаева, бывшая алферовка, в своих записных книжках обратилась к Александре Самсоновне:
Не думала я, А. С., не думала я, 15-ти лет, (эсерка!), сидя за партой и с ненавистью следя за Вашей сухой, прямой, на английский лад фигурой, с мелком в руке, у доски – не думала я, что Вы 12 л<ет> спустя в октябре 19-го кончите – так, а я буду сидеть на корточках перед печкой и варить картошку!
Александре Самсоновне каким-то образом удалось переправить из лубянской камеры письмо-завещание своим ученицам. Его выучила на память дочь Шаляпина, Ирина, и передала всем:
Дорогие девочки! Участь моя решена. Последняя просьба к вам: учитесь без меня так же хорошо, как и при мне. Ваши знания нужны будут Родине, помните постоянно об этом. Желаю вам добра, честной и интересной жизни. А. Алферова.
Гимназический батюшка Александр Федорович Добролюбов отслужил по ним панихиду в храме Николы Явленного на Арбате. В церкви стоял сплошной плач…
Одна из гимназисток последнего «алферовского выпуска», будущий филолог Надя Реформатская, сходила в фотоателье на Кузнецком мосту и забрала последние фотографии Алферовых: они сфотографировались перед самым арестом, а взять снимки уже не успели. Так вместе и ушли в вечность.
В гимназии Надя вела дневники, по которым ее дочь Мария Реформатская реконструировала атмосферу этого замечательного московского места:
Алферовская гимназия, основанная в 1895 году, обладала сильным преподавательским составом, но славу ей составил, прежде всего, либеральный и интеллигентский дух, который исходил от педагогов Божьею милостью Алферовых… В отношениях между учениками и учителями ощущались доброжелательность и взаимное доверие. Со смущавшими юные души вопросами, вроде «можно ли жить без веры в Бога?» или «как воспринимать учение Толстого», ученицы приходили прямо к своему директору, а на уроках истории весной 1917 года бурно обсуждали, что же пригоднее для России: прежняя монархия, парламент английского типа или республика… В 1913 году алферовские гимназистки сочувственно встретили свежую новость: «Оправдан Бейлис!», принесенную Соней Унковской еще до опубликования в газетах; в марте 1917 ликовали, узнав об отмене смертной казни… Говорят, что на алферовских гимназистках всегда лежал какой-то особенный отпечаток: их узнавали не только по синим беретам, но по манере держать себя. Конечно, под этим следует понимать не внешний этикет поведения, а глубокую внутреннюю воспитанность, естественный такт и искреннюю благожелательность.
В своих «Записках уцелевшего» рассказал о том, как пережили в Москве гибель Алферовых, и князь Сергей Михайлович Голицын, который учился в уже бывшей алферовской гимназии, переделанной при советской власти в школу № 11 имени Льва Толстого:
Несколько дней спустя ошеломленные москвичи прочли их фамилии в списке расстрелянных. Без следствия! Без суда! В том списке значились и другие представители московской интеллигенции. Но прошло несколько лет, имена тех погибших потускнели, а ореол мученичества вокруг Александры Самсоновны и Александра Даниловича продолжал светить кровавым светом в стенах основанной ими гимназии. Их дух словно витал по классам, по коридорам, по залу. И ученики, подобно мне явившиеся в это здание уже после их смерти, от своих старших сестер твердо усвоили, какими благородными людьми были оба безвинно погибших.