С Грубичем мне встречаться прежде не доводилось, а Синякова я немного знал по Крымскому фронту. Познакомились мы тогда при весьма неприятных обстоятельствах.
…Было это недели две назад. Штаб ВВС фронта располагался в Багерово, в одном из подземелий. Вражеская авиация с ожесточенным исступлением гвоздила село бомбами, обстреливала из пулеметов. Я оставался в штабе за старшего, так как его начальник незадолго до бомбежки куда-то выехал. В эту трудную пору и появился в подземелье генерал Синяков: прилетел из Москвы с предписанием командующего ВВС расследовать причины поражения нашей авиации в Крыму. Наскоро поздоровались, но поговорить не успели. Зазуммерил телефон, я взял трубку. Звонил командующий фронтом генерал-лейтенант Д. Т. Козлов. Коротко хрипловатым голосом сообщил, что находится на аэродроме, что там сущий ад: до сотни "юнкерсов" бомбят самолетные стоянки. Линия фронта проходит по западной окраине Багерова. Дальше строгий приказ: Дайте команду Белецкому оставить Багеровский аэродром, перебазироваться в Керчь. Сами со своей группой уходите в Аджи-мушкай, иначе через час-другой гитлеровцы перебьют вас".
В нескольких словах я доложил обстановку прибывшему из Москвы генералу. Он решил лично убедиться, так ли в действительности обстояло дело, как сообщил командующий фронтом, попросил машину для поездки на аэродром. Выехал в сопровождении офицера штаба по учету боевого состава самолетов майора Н. Н. Нартова. Минут через двадцать оба вернулись (аэродром находился неподалеку от села). Записав что-то в блокнот, московский гость тут же отбыл в Аджимушкай — повидаться с командующим авиацией фронта генералом Е. М. Николаенко, с которым у меня уже не было связи…
Теперь же, две недели спустя, в станице Крымской Сергею Павловичу предстояло не расследовать ошибки и промахи, допущенные другими, а браться за дело самому, причем немедленно, с ходу, без раскачки. На его плечи легли основные заботы по переформированию авиационных частей и соединений, по укомплектованию управления армии.
Работы было невпроворот не только у начальника штаба, но и у всех, кто имел хоть какое-то отношение к формированию, к созданию надежных условий управления предстоявшими боевыми действиями соединений. И все надо было делать быстро, без проволочек, в предельно сжатые сроки.
Начальнику политотдела армии П. М. Проценко сразу же по прибытии в Крымскую пришлось решать одновременно несколько неотложных задач: заново создавать политорган, вместе с редактором налаживать выпуск армейской газеты "Советский пилот", помогать начальнику штаба в подборе людей в армейский управленческий аппарат, а большую часть времени проводить непосредственно в частях и соединениях, инструктировать партийно-политических работников, нацеливать их на предметное политическое обеспечение предстоящих боев.
Дни и ночи с полным напряжением сил работали главный штурман М. П. Галимов и главный инженер А. Г. Руденко. Часто спорили, горячились, когда расходились во мнениях по тем или иным вопросам, но вместе с тем выверяли все до последней ниточки, заботясь об образцовой подготовке к новым боям всего комплекса летной и инженерной техники. Отлично в те горячие дни потрудился новый начальник связи армии подполковник М. П. Коваль. В предельно короткий срок он рассчитал и организовал необходимую командованию связь управления авиацией и связь взаимодействия на земле и в воздухе. По каналам взаимодействия нам удалось быстро и надежно соединиться с соседями: с 4-й воздушной армией генерала К. А. Вершинина, с ВВС Черноморского флота, которыми командовал генерал В. В. Ермаченков, и со штабами ближайших общевойсковых армий.
Хуже на первых порах обстояло дело с разведкой. Присланный на должность начальника разведотдела Карепанов оказался не только малосведущим специалистом, но и просто лодырем, любителем побалагурить, развлечь начальство анекдотами, только бы не работать. Сколько ни старался Сергей Павлович Синяков образумить Карепанова, заставить трудиться честно и добросовестно, ничего из этого не получилось. Начальник разведки оставался верным себе- бездельничал. Всю работу за него фактически выполнял его помощник капитан И. В. Орлов. Пока переформировывались, объединялись под общим командованием авиационные части и соединения, создавался и включался в работу армейский командно-политический аппарат. Многие из нас, штабников, предполагали, что первые свои мощные удары армия нанесет по скоплениям танковых и сухопутных войск противника. Именно на это были направлены и мои мысли, как начальника оперативного отдела штаба. Исподволь я готовил материал для разработки такого плана. Но в ночь на 31 мая поступило решение Ставки о нанесении массированных ударов по аэродромам противника в широкой полосе от Пскова до Крыма. Цель этих ударов, как говорилось в директиве Ставки, — сжечь вражеские самолеты на аэродромах и вывести из строя летные поля, тем самым снизить боевые возможности фашистской авиации и лишить ее маневра по фронту.
Дежурный по штабу разбудил меня в третьем часу ночи, коротко сказал: "Срочно вызывает генерал Синяков". Когда я пришел в комнату, где у нас хранились оперативные карты, Сергей Павлович уже сидел за столом, попыхивая трубкой, с которой он почти никогда не расставался. Нам предписывалось вывести из строя три полевых аэродрома: Джанкойский, Сарабузский и Багеровский — тот самый, который фашистам удалось 12 мая отбить у генерала Белецкого ценой потери 45 "юнкерсов" и "мессершмиттов".
— Замысел операции понятен? — спросил меня Синяков, когда я ознакомился с директивой Ставки.
— Понятен, товарищ генерал.
— Давай проиграем на карте, как получится.
Проиграли. В соответствии с замыслом определили силы и средства для выполнения боевого задания, маршруты полетов.
— Ну а теперь за работу, — вновъ раскуривая успевшую погаснуть трубку, сказал Сергей Павлович. — Привлекай всех, кого сочтешь нужным. В двенадцать ноль-ноль план на выполнение боевой задачи будем докладывать командующему. Действуй, а я пойду и подумаю на свежем воздухе.
Поработать пришлось основательно. Дело в том, что многие классические догмы, которые мы усвоили в академии, в данном случае оказались устаревшими: ведь никому прежде не приходилось планировать участие воздушной армии в воздушной операции. Синяков хорошо понимал это, время от времени заходил в комнату, где я вместе со штурманом М. Н. Галимовым и моим помощником, оставленным при штабе летчиком 27-й истребительной авиадивизии А. А. Гадзяцким, колдовали над планом, при необходимости вносил поправки, а чаще всего ограничивался лишь краткими замечаниями, которых было достаточно, чтобы работа шла ходко и правильно.
