и тот же вопрос: действительно ли я вернусь? Обещаю в сто двадцатый раз и понимаю, как нелегко сейчас Лкетинге.
Мы прибываем в отель за полчаса до отъезда в сопровождении двух других масаи. Сонные, чего-то ожидающие белые люди смотрят на нас с раздражением. Я с дорожной сумкой и трое обвешанных украшениями масаи – наверное, это зрелище выбивает их из колеи. Но вот мне уже пора. Мы с Лкетингой обнимаемся, и он говорит: «Нет проблем, Коринна! Я жду здесь или приеду к тебе!» Затем он целует меня в губы. Я тронута. Я сажусь в автобус и машу ему, остающемуся в темноте.
Прощание и отъезд
В Швейцарии я сразу начинаю искать покупателя на свой бизнес. Интересующихся много, но я ни с кем не могу сойтись в цене. Конечно, я хочу получить от сделки как можно больше, поскольку не знаю, когда снова смогу зарабатывать. На десять франков я могу прожить в Кении целых два дня. Так что я становлюсь довольно скупой и откладываю каждый франк на будущее в Африке.
Пролетел месяц, а от Лкетинги так ничего и не слышно. Я уже отправила ему три письма. Поэтому пишу Присцилле, слегка волнуясь. Через две недели получаю от нее ответ, усиливший мое беспокойство. Она не видела Лкетингу уже две недели после моего отъезда. Наверное, он снова живет на северном побережье. С паспортом дела не очень, и в конце концов она рекомендует мне остаться в Швейцарии. Я в полной растерянности и сразу же пишу следующее письмо на адрес на северном берегу, куда были отправлены мои первые письма Лкетинге.
Спустя почти два месяца одна моя подруга сказала, что купит мой бизнес к началу октября. Я очень рада, что самая главная проблема наконец-то решена и теоретически я смогу уехать в октябре. Но, к сожалению, я до сих пор ничего не слышала от Лкетинги. Ему больше не нужно приезжать в Швейцарию, потому что скоро я вернусь в Момбасу. Так, по крайней мере, думаю я и верю в продолжение нашей большой любви. Получаю еще два туманных письма от Присциллы, но с непоколебимой верой отправляюсь в турагентство и бронирую рейс в Момбасу на 5 октября.
У меня в запасе еще две недели, чтобы избавиться от квартиры и машины. Квартира не проблема. Я продаю ее молодому студенту – полностью меблированную и по смешной цене. Так я смогу, по крайней мере, оставаться в ней до последней минуты. Мои друзья, коллеги по бизнесу, все, кто меня знает, не понимают, зачем я делаю это. Особенно тяжело моей маме, но у меня такое чувство, что как раз она понимает меня лучше остальных. Она надеется и молится за меня, чтобы я нашла то, что ищу, и была счастлива.
Я продаю свой кабриолет в день отъезда, и покупатель машины отвозит меня на ней на вокзал. Покупая билет на поезд Цюрих – Клотен, я очень волнуюсь. С небольшой ручной кладью и большой дорожной сумкой, в которой несколько футболок, нижнее белье, простые хлопчатобумажные юбки и несколько подарков для Лкетинги и Присциллы, сажусь в поезд и жду отправления.
Когда поезд трогается с места, я готова прыгать от радости. Я свечусь, как лампа, и смеюсь про себя. Волшебное чувство свободы охватывает меня. Я могу кричать и рассказывать всем в поезде о своем состоянии и намерениях. Я свободна, свободна, свободна! В Швейцарии у меня нет никаких обязательств, нет почтового ящика со счетами, и я лечу прочь от унылой, мрачной зимы. Не знаю, что меня ждет в Кении, получил ли Лкетинга мои письма. Если да – правильно ли они были ему переведены? Я ничего не знаю, просто наслаждаюсь волнующим ощущением легкости.
У меня будет три месяца для благоустройства, прежде чем возникнет необходимость обращения за новой визой. Боже мой, три месяца… Этого достаточно, чтобы во всем разобраться и получше узнать Лкетингу. Подучу английский, у меня с собой хорошие учебники с картинками. Я буду в своем новом доме уже через 15 часов. С этими мыслями сажусь в самолет, откидываюсь в кресле и, глядя в иллюминатор, впитываю последние швейцарские впечатления. Когда я вернусь, неизвестно. Я пью шампанское, прощаясь со старой и приветствуя новую жизнь. Не знаю, что мне вскоре предстоит: смеяться или плакать.
На новой родине
Из аэропорта Момбасы я направляюсь в отель Africa Sea Lodge, правда, я не бронировала номер. Присцилла и Лкетинга должны знать, когда я прибуду. Я нервничаю. А вдруг никто не придет? По приезде в отель мне уже некогда об этом думать. Я оглядываюсь и никого не вижу. Я стою с тяжелой сумкой, напряжение медленно ослабевает, уступая место разочарованию. Но вдруг слышу свое имя и вижу спешащую ко мне Присциллу. Слезы радости наворачиваются на глаза.
Мы обнимаемся, и, конечно, я спрашиваю, где Лкетинга. Ее лицо темнеет, она отводит глаза: «Коринна, пожалуйста… Я не знаю, где он!» Она не видела его уже больше двух месяцев. Люди говорят разное, и она не знает, что из этого правда. Я хочу знать все, но Присцилла считает, что сначала нам нужно отправиться в деревню. Я ставлю тяжелую сумку ей на голову и беру свою ручную кладь. Мы отправляемся.
Боже мой, что станет с моими мечтами о большом счастье и любви! Где Лкетинга? Не могу поверить, что он мог обо всем забыть. В деревне встречаю женщину-мусульманку. Присцилла представляет ее как подругу и объясняет, что пока мы втроем поживем у нее, потому что эта женщина больше не хочет возвращаться к мужу. Домик небольшой, но места хватит.
Мы пьем чай, однако вопросы, оставшиеся без ответа, не дают мне покоя. Я снова спрашиваю о моем масаи. Присцилла неохотно рассказывает, что слышала. Один из его знакомых сказал, что Лкетинга отправился домой. Так как он слишком долго не получал от меня писем, он заболел. «Что? – восклицаю я. – Я писала по меньшей мере пять раз». Присцилла выглядит немного удивленной. «На какой адрес?» – спрашивает она. Я показываю ей адрес почтового ящика на северном побережье. Тогда, говорит она, неудивительно, что Лкетинга не получал эти письма. Этот ящик принадлежит всем масаи северного берега, и каждый может взять из него что хочет. Поскольку Лкетинга не умеет читать, письма, вероятно, от него скрывали.
Я с трудом могу поверить в то, что слышу: «Я думала, все масаи друзья, почти братья. Кто мог так поступить?»
Именно тогда я впервые узнаю о недовольстве среди воинов здесь, на побережье. Когда я уезжала три месяца назад, некоторые из мужчин, давно живущие на побережье,
