капитаны, граф М. С. Воронцов, которому исполнилось 22 года, с честью выдержал боевое крещение. Но это была их последняя встреча. М. С. Воронцов отправился в Санкт-Петербург и в мае возобновил службу капитаном в Преображенском полку [83].
Князь П.Д. Цицианов в письме спрашивал М. С. Воронцова, как он нашел гарнизонную службу после кавказских сражений [84]. Ответ на этот вопрос содержится в одном из писем М. С. Воронцова к Д.В. Арсеньеву: «Я так был во всем счастлив в этом краю (Кавказ), что всегда буду помнить об этом с крайним удовольствием и охотно опять поеду, когда случай и обстоятельства позволят» [85]. Несмотря на тяжесть кавказской службы, еще в марте 1804 г. М. С. Воронцов писал из Гори в Петербург, что от мыслей про караулы «по коже мороз забирает» [86]. М. С. Воронцов получил в командование одну из рот 3-го батальона Преображенского полка. Он сообщал, что учения происходят каждый день и начинаются в четыре часа утра, а так как, по его словам, ложиться спать ежедневно в 9 часов невозможно, то «мне достается спать из трех ночей одну» [87].
При этом М. С. Воронцов довольно критически оценивал свою строевую подготовку и искренне сожалел, что в Петербурге нет Арсеньева, под началом которого он мог бы наверстать упущенное. Командуя ротой, он не может себе позволить халатного отношения к службе, что присуще было многим его сослуживцам, которые, считал М. С. Воронцов, не имеют желания «быть значительными и полезными членами общества. Было бы им только спокойно и весело, а что будет под старость, это и в ум не входит» [88].
Между тем Европа готовилась к войне. В апреле 1805 г. была подписана русско-английская конвенция. В состав третьей анти-французской коалиции, помимо России и Англии, вошли Австрия, Швеция и Неаполитанское королевство. В августе 1805 г. французы стали покидать Булонский лес – колыбель Великой армии – и выступать за Рейн. Австрийцы в то же время подтягивали войска к границе с Баварией, к ним на помощь двигалась русская армия.
Экспедиционный корпус под командованием генерал-лейтенанта П.А. Толстого был назначен для совместных действий со шведами в Померании и Северной Германии [89], при этом одной из главных задач было освобождение союзниками Ганновера, занятого частями корпуса маршала Франции Бернадота. Как известно, Пруссия не вступила тогда в третью коалицию, а Бонапарт обещал вернуть Пруссии Ганновер, захваченный в 1803 г. Полагаю, что союзники хотели опередить Наполеона в его намерении и тем самым заручиться поддержкой Пруссии в этой кампании. Таким образом, корпус Толстого не только оттягивал на себя часть сил противника, но от его действий зависело укрепление самой третьей коалиции.
Следует отдельно остановиться на этой экспедиции, так как в учебных пособиях и в целом ряде военно-исторических изданий говорится только о двух русских армиях – одной под началом Кутузова, другой – под командованием Буксгевдена, и отсутствуют сведения о корпусе Толстого или приводится противоречивая информация о результатах этого похода [90].
Основными источниками, освещающими участие М. С. Воронцова в действиях русских войск под командованием П.А. Толстого, явились воспоминания самого М. С. Воронцова и его письма к А.Р. Воронцову [91].
Капитан лейб-гвардии Преображенского полка М. С. Воронцов был назначен бригад-майором в корпус П.А. Толстого, который с 1803 г. командовал Преображенским полком. Кроме М. С. Воронцова, из этого полка в войсках Толстого находился двоюродный брат М. С. Воронцова поручик Л.А. Нарышкин, исполнявший обязанности адъютанта командира корпуса. П.А. Толстой был зорок, наблюдателен, «ни на минуту не теряя из виду пользы и чести своего отечества» [92], – писал Ф.Ф. Вигель. Кроме того, по отзывам современников, он отличался добротой и великодушием; при таком командире служба офицеров была избавлена от грубостей, мелочной опеки и придирок. Корпус отправился из Кронштадта к берегам Шведской Померании 11 сентября 1805 г. Во время путешествия буря разметала корабли: утонуло несколько казаков, взвод кирасир был выброшен на дальний остров, где и зазимовал, пропало несколько пушек и зарядных ящиков [93]. Командиром конной артиллерии корпуса был гвардейский поручик А.Н. Сеславин, который во время похода познакомился с М. С. Воронцовым и Л.А. Нарышкиным; с последним его связывали впоследствии долгие годы дружбы.
В конце месяца корпус прибыл в Штральзунд. М. С. Воронцов сопровождал Толстого на встречу с королем Швеции. После возвращения в Штральзунд войска начали свой марш через Мекленбург на Ганновер. Молодежь жаждала битв. Но французские войска покинули провинции, по которым двигался корпус, чтобы соединиться с Наполеоном. В крепости Гамель был оставлен гарнизон в 4000 человек. Крепость немедленно была блокирована. М. С. Воронцов писал А.Р. Воронцову, что П.А. Толстой отправился к герцогу Брауншвейгскому, чтобы принять решение о дальнейших действиях под стенами крепости, французский гарнизон которой доставлял немало беспокойства местным жителям. М. С. Воронцов отмечал, что погода не располагала к хорошему настроению, непрерывно шел дождь, все ждали мороза. Трудности продвижения усугублялись еще и тем, что в частях было много больных. В войсках союзников было плохо налажено сообщение, так, 26 ноября (8 декабря) 1805 г., т. е. спустя несколько дней после Аустерлица, М. С. Воронцов, не упоминая о сражении, сообщал в Россию, что, наконец, принято решение блокировать Гамель частью войск, а оставшиеся русские и английские войска продвигаются к границам Голландии.
В этом же письме М. С. Воронцов подчеркивал лживость «наглых» бюллетеней Наполеона, в одном из которых сообщалось о «полной отставке» французского императора [94]. Как известно, Наполеон прибегнул к хитрости, распустив слухи о своем отступлении к Вене и о плачевном состоянии армии, чтобы вынудить противника к нападению. Его план удался, 20 ноября произошло сражение при Аустерлице. В корпусе Толстого к 26 ноября не только не знали об этом сражении, но и подготовились к выступлению на следующий день по направлению на Ганновер, что свидетельствует о слабом сообщении между частями союзников.
О сражении при Аустерлице корпус узнал сначала из газет и частных писем. По мнению М. С. Воронцова, страшнее самого сражения был мир, последовавший после него. «Я не знаю, – писал М. С. Воронцов, – как после этого русские будут смотреть французам в лицо, не умирая от стыда» [95].
Искренняя боль о чести русской армии видна и в другом его письме. «Бонапарт снова празднует победу благодаря хитрости и коварству, или, лучше сказать, благодаря низости и унижению Австрии и Пруссии. Все это несносно. Мы живем в отвратительном столетии, и Господь знает, когда это изменится» [96]. Узнав о приказе русской армии двигаться
