В течение двух недель Бор описал состояние атомной физики на текущий момент, подробно остановился на актуальных задачах и представил их возможные решения. По его мнению, требовалось определить квантовые правила и последовательно применить их для решения задач. Бор упомянул модель каркаса атома, предложенную Гейзенбергом, без особого энтузиазма – эта гипотеза была важной, но не имела обоснования. В одной из бесед Бор представил работу своего коллеги Крамерса об эффекте Штарка, который заключался в отделении линий спектра в присутствии внешнего электрического поля. К этому времени Гейзенберг уже был знаком с работой Крамерса, поэтому обратился к Бору с критическими соображениями. Это вызвало удивление в аудитории: недоучившийся студент осмелился критиковать коллегу великого ученого. Однако возражения Гейзенберга были уместны, и по окончании беседы Бор предложил ему прогуляться, чтобы продолжить дискуссию. Много лет спустя Гейзенберг вспоминал, что разговор почти сразу перешел к его любимым темам: философским вопросам об атомах, использованию привычных понятий для их описания, а также к тому, что означает «понимание» физических явлений.
Эта прогулка оказала огромное влияние на мою последующую научную карьеру. Возможно, было бы точнее сказать, что мое развитие как ученого началось с этой прогулки.
Гейзенберг в своей книге «Беседы вокруг атомной физики» о первой прогулке с Бором в Гёттингене в 1923 году
Зоммерфельд собирался провести 1922/1923 учебный год в качестве приглашенного преподавателя в США, в Университете Висконсина, поэтому договорился с Бором, что некоторые его студенты отправятся на один семестр в Гёттинген, чтобы продолжить там обучение и исследования. Гейзенберг должен был начать работу над докторской диссертацией. Ее темой по предложению Зоммерфельда стала непростая задача гидродинамики, не имевшая ничего общего с атомной физикой.
Первое пребывание в Гёттингене
Гёттингенский университет был знаменит прежде всего своими математическими традициями – в разные годы в нем преподавали Гаусс, Риман и Клейн. Когда в 1921 году Макс Борн был назначен преподавателем теоретической физики, в состав университета входили институты математики, прикладной математики и экспериментальной физики, там работали такие авторитетные ученые, как Давид Гильберт, Рихард Курант, Карл Рунге, Людвиг Прандтль, Роберт Пол и Джеймс Франк. Борн сформулировал основы своей исследовательской программы спустя несколько дней после завершения встречи физиков с Бором. В краткой статье он писал:
«Возможно, прошло время, когда модели атомов и молекул были результатом полета воображения исследователя. Сегодня мы скорее строим модели с определенной уверенностью, пусть и неполной, на основе правил квантовой физики».
Борн немедленно принялся за работу со своим новым помощником, Паули.
Модель Бора была корректной только при рассмотрении простейшего случая с двумя частицами, например атома водорода (он состоит из положительно заряженного ядра и электрона) или иона гелия (состоит из отрицательно заряженного электрона и положительно заряженного ядра, заряд которого по модулю в два раза больше). В общем случае орбиты частиц можно было с точностью определить при рассмотрении задачи двух тел, но не трех и более. Без ответа оставались и другие вопросы, например почему электроны не занимают орбиту, которой соответствует минимум энергии, во всех атомах? В своей докторской диссертации Паули рассмотрел с виду простую задачу: он изучил молекулярный ион водорода, состоящий из двух положительно заряженных ядер и отрицательно заряженного электрона. Паули счел, что ядра можно считать неподвижными, и рассмотрел две системы из двух тел. Его рассуждения казались разумными, однако полученные результаты не описывали линии спектра, наблюдаемые при экспериментах.
Борн предложил новую квантовую теорию: он скрупулезно вычислил орбиты частиц, применив знания астрономии, после чего использовал правила квантовой механики. В XIX веке в астрономии была разработана теория возмущений. Согласно ей, для расчета орбит планет Солнечной системы сначала требовалось описать вращение каждой планеты вокруг Солнца без учета притяжения остальных планет, а затем необходимо было рассмотреть возмущения вычисленных орбит, внеся в расчеты ряд последовательных поправок. Этот метод оказался крайне продуктивным, так как позволил, к примеру, предсказать существование Нептуна на основе наблюдаемых отклонений орбиты Урана. Борн верил, что методы небесной механики помогут ему найти все необходимое для создания новой теории.
На встрече с Бором в Гёттингене, июнь 1922 года. Слева направо: Карл Вильгельм Озеен, Нильс Бор, Джеймс Франк и Оскар Клейн; Макс Борн (сидит).
Эйнштейн вместе с физиком- экспериментатором Питером Зееманом (слева) и другом Паулем Эренфестом, ок. 1920.
Гейзенберг около 1924 года.
Гейзенберг по меньшей мере так же талантлив, как и Паули, но более дружелюбен и приятен. А еще он очень хорошо играет на пианино.
Из письма Борна Эйнштейну, апрель 1923 года
Гейзенберг прибыл в Гёттинген в конце октября 1922 года. Известна характеристика, которую дал ему Борн: «[Он напоминал] простого крестьянина, с короткими белыми волосами, ясными блестящими глазами и очаровательным выражением лица». В институтах Гёттингенского университета регулярно проводились встречи, на которых студенты и преподаватели разных университетов обменивались последними результатами. Обстановка на этих встречах была достаточно неформальной, любой мог прервать оратора, чтобы поаплодировать удачному заключению, попросить разъяснений или обрушиться на выступающего с безжалостной критикой. Гейзенберг представил свои работы, выполненные совместно с Зоммерфельдом, и модель каркаса атома. Присутствующие уже были знакомы с этими работами, многие знали и о критике со стороны Бора. И тем не менее Гейзенберг выступил блестяще и удостоился всеобщей овации. В январе 1923 года Борн написал Зоммерфельду: «Я очень горжусь Гейзенбергом. Все мы высоко ценим его. У него невероятный талант […]».
Гейзенберг не сразу оценил программу Борна. Каждый понедельник, вечером, студенты старших курсов собирались в доме профессора для изучения небесной механики и теории возмущений. Гейзенберг считал, что на этих встречах уделялось больше внимания математике, а не физике, что было далеко от интуитивного подхода Зоммерфельда, к которому он успел привыкнуть. Однако к концу ноября Вернер написал отцу: «Лично для меня Гёттинген обладает огромным преимуществом: я одновременно изучаю и математику, и астрономию». На этих неформальных вечерах Борн и Гейзенберг часто играли на пианино – по очереди или в четыре руки. Борн был так доволен новым студентом, что отправил Зоммерфельду письмо, в котором предложил, чтобы после защиты докторской юноша вернулся в Гёттинген и там готовился к хабилитации и работал.
