С юных лет Николая отличали внутреннее благородство и душевная чистота, неприятие фальши и лицемерия. «Я знал уже немного Царя по первой аудиенции, – вспоминал товарищ обер-прокурора Н.Д. Жевахов, – и то, что у Государя не было ни одного искусственного жеста, не было ничего деланого, что Царь был воплощением искренности и простоты… И глядя… как Государь (во время церковной службы. – Д.С. ) оглядывался на молящихся, зная, что сотни глаз устремлены на Него и следят за каждым Его движением, я мысленно спрашивал себя, каким образом Государь, прошедший школу придворного этикета, связанный положением Монарха величайшей в мире Империи, мог сохранить в себе такую непосредственность и простоту, такие искренность и смирение»[101].
В детские годы на нравственное развитие Николая и Петра особенно большое влияние оказывали духовные лица. По воспоминаниям близких, теплые и доверительные отношения сложились у Петра Аркадьевича с отцом Антонием (Лихачевским), священником кейданской церкви, что находилась по соседству с имением. Для сельского батюшки, пишет Мария Бок, «отец Антоний был очень развит, начитан и умен. Интересовался всем, говорил обо всем». Его беседы с Петром Аркадьевичем касались и политических тем[102]. До конца своей жизни Столыпин «заходил к нему в Кейданах после обедни навестить его в уютном домике около церкви». Отец Антоний умер только в 1928 году, после обедни, тихо и безболезненно испустив дух, и кончина его была кончиной праведника[103].
По свидетельству очевидцев, государь глубоко разбирался в богословских вопросах. Среди его духовных наставников помимо культурных и образованных представителей духовенства был и профессор К.П. Победоносцев – человек волевой мысли и твердых религиозных убеждений. «Знать Бога и любить Его и бояться, любить Отечество, почитать родителей, – писал Победоносцев, – вот сумма знаний, умений и ощущений, которые в совокупности своей образуют в человеке совесть (курсив автора. – Д.С. ) и дают ему нравственную силу, необходимую для того, чтобы сохранить равновесие в жизни и выдерживать борьбу с дурными побуждениями природы, с дурными внушениями и соблазнами мысли»[104].
В поисках живой духовности Николай любил принимать у себя богомольцев и странников, слушать близкие его сердцу рассказы о теплоте молитвы и благодати святых мест. Особенно привлекала внимание царя жизнь «нестандартного» для официальной церкви святого – преподобного Серафима Саровского. «Стяжи дух мирен, – говорил отец Серафим, – и вокруг тебя спасутся тысячи». Этому завету святого старца государь следовал до самой смерти[105].
Православная церковь была для юных Николая и Петра не только местом духовного рождения, но и местом становления личности, развития ума, чувств и воли. Участие мальчиков в церковных таинствах – исповеди и причастии, церковная и домашняя молитва создавали условия для живого богообщения, воспитывали благочестивые чувства, умиляли сердце, исполняли душу миром, состраданием и любовью. Религиозное воспитание способствовало становлению нравственного сознания детей, прививая чуткость и отзывчивость к чужой беде, непримиримость к собственным прегрешениям и проступкам.
Есть еще одна общая черта их детских лет – любовь к простым людям и особо доверительное теплое чувство к домашней прислуге. Это и старушка служанка из крепостных Аграфена, с которой Столыпин общался просто и сердечно, это и дворцовая челядь, не стеснявшаяся говорить царской семье домашние истины прямо в глаза[106].
Простота в общении с людьми из народа – неотъемлемая черта характера Николая и Столыпина. Петр Аркадьевич любил беседовать с крестьянами, советовался с ними по хозяйственным вопросам, во время переездов, случалось, останавливался на ночлег и в крестьянской избе. Заболевшую раком Машуху, бывшую крепостную, всю жизнь прожившую в особняке Столыпиных, сам свез в Ковно, в больницу, где ежедневно ее навещал, а после операции привез обратно, обеспечив ей уход до последнего дня[107].
Николай II, подобно древним московским царям, любил общаться с богомольцами, христосовался с солдатами, проявлял заботу о сирых и больных. Эта природная черта царя нашла живой отклик в душе Столыпина. Когда царский поезд проезжал через Саратовскую губернию, Столыпин, как губернатор края, подготовил неформальную встречу государя с местными жителями. В уездном городе Кузнецке на станции царя ожидала многотысячная толпа. С приветственным словом к государю обратился волостной старшина, которому Столыпин «велел самому придумать слова и разрешил сказать, как он умеет». Царь по просьбе Столыпина обошел выстроенных в ряд школьников, разговаривал со многими учителями и остался доволен такой непринужденной обстановкой. Среди крестьян Николай узнал отставника Семеновского полка, даже вспомнил обстоятельства их прежнего знакомства. Крестьяне были в восторге от царя[108]. Поезд продолжил путь, но государь, как вспоминает Столыпин, даже поздно вечером выходил на станцию, чтобы поговорить с солдатами эшелонов, идущих на маньчжурский фронт. «Когда видишь народ, – говорил тогда царь Столыпину, – и эту мощь, то чувствуешь силу России»[109]. По завершении своего пребывания в Саратовском крае Николай II лично поблагодарил его губернатора за оказанный радушный прием.
Впоследствии, уже в должности премьера, Столыпин неоднократно помогал царю в организации подобных встреч. Одной из них стали юбилейные полтавские торжества 1909 г. Это была первая встреча с народом после смуты 1905 г. Перед выездом в Полтаву царь передал Столыпину свое непременное желание видеть и говорить с крестьянами. Столыпин приказал исполнить в точности волю государя[110]. В нарушение церемониальной части премьер привозит императора в специально раскинутый лагерь, где разместились созванные на праздник волостные старшины из соседних губерний. Государь очутился в замечательной атмосфере, обошел всех собравшихся и, к неудовольствию своего сановного окружения, беседовал с мужиками около двух часов[111]. Разговаривая с крестьянами, царь все время касался земельного вопроса[112].
Во всех этих встречах Столыпин видел важное средство укрепления главной социальной связи, на которой держалась все благополучие России, – единства царя и народа. «Искони крестьянство и царь, – говорил Столыпин, – были и должны быть заодно, верить и любить друг друга»[113].
Большое влияние на воспитание и образование цесаревича и юного Столыпина оказали присущие той эпохи родовые традиции. Многим современным людям, отрицающим семейные ценности, трудно понять духовное и нравственное значение опыта и мудрости предшествующих поколений. Передаваемые в аристократических семьях, в том числе в столыпинском и романовском гнезде, родовые традиции служения Богу, Царю и Отечеству раскрывали молодому поколению всю нравственную сложность и противоречивость человеческой натуры, показывали всепобеждающую силу духа в человеческой немощи и учили смиренному несению жизненного креста на собственном пути. Род, связанный молитвенной поддержкой умерших и живых, воспоминаниями о подвигах, радостях и страданиях предшествующих поколений, являлся не только передатчиком, но и воспитателем традиционных чувств, взглядов, жизненных ценностей. Из поколения в поколение здесь отшлифовывались характеры, выкристаллизовывались «породы», хранился и умножался генофонд талантов и дарований.
