Ночь давно уже перевалила за половину, полная круглая луна висела над притихшим миром, и Убойный, похожий издали на тонущий корабль, устремлял на запад задранную кверху корму.
- Стой! Кто идет?
По голосу Сашка узнал Моисеева. Тот стоял на крыше землянки прямо над печной трубой.
- Не сварись! - предупредил Сашка. Моисеев не ответил - он грелся. Стрекалов нырнул в душное тепло землянки, отворил дверцу печки, долго и старательно раздувал угли. Дождавшись, когда поверхность углей осветилась прыгающими голубоватыми язычками, затолкал в печку охапку соломы и плеснул бензином. Огонь ухнул, шибанул из дверцы наружу, осветив земляные стены и торчащие из-под шинелей босые ступни.
Еще с минуту Стрекалов не ложился - склонив голову набок, слушал, как наверху матерится Моисеев, потом снял шинель, сапоги. Коснувшись щекой соломенного изголовья, он мгновенно уснул, будто нырнул с высокого берега в теплый пруд с запахом лилий и желтых кувшинок.
Начальнику ПФС{2} в/ч 21285
В дополнение к приказу начальника политотдела в/ч 12338 от 9 декабря с/г о зачислении на котловое, водочное и табачное довольство членов выездной концертной бригады фронта, сообщаю следующее:
1) на табачное и водочное довольство сроком на пять дней следует зачислять не всю бригаду, а только 5 (пять) человек, остальным семнадцати табак и водку заменить сахарным песком по существующим нормам;
2) в дни выездов артистов в подразделения для обслуживания бойцов и командиров выдавать им сухой паек;
3) выдать под расписку старшему группы артистов Б. М. Соломаткину 12 (двенадцать) пар сапог кирзовых первого срока, по две пары фланелевых портянок и по одной паре суконных на каждого;
4) изыскать и выдать тому же Б. М. Соломаткину под расписку 2 (две) пары солдатских ботинок разм. 37, одну пару разм. 36 и 5 (пять) пар размером 34-35.
Маркин
11 декабря 1943 г.
Солдатские сны бывают трех видов: про хлеб, про дом и про любовь. Когда Сашка бывал сыт, сны его вертелись вокруг одной темы. Обнимал он чаще всего радистку Мятлову, веснушчатую, грудастую и, как говорили знающие люди, весьма доступную девицу, и реже Соню Довгань. Наяву он о ней почти не вспоминал - любовь их была суматошная, с редкими и короткими встречами, когда жаркая, как парная баня, когда и не очень, с расставаниями без слез и муки.
Разбуженный криком "подъем!", он еще несколько мгновений чувствовал на губах ее поцелуи, похожие на вкус ландрина. Чтобы окончательно проснуться, разделся до пояса и с минуту обтирал снегом распаренное духотой тело.
Рядом, поеживаясь от холода, стоял на посту Богданов.
- Опять в штаб пойдешь?
- Ага. В тылы надо. Продукты получать, личное оружие. Еще в Особый отдел заглянуть велели... - Глебу он мог позволить слегка прикоснуться к своей тайне.
- Инструктаж! - Глеб понимающе кивнул. - Значит, верно, что тебя на задание взяли. Везет же людям!
- Откуда насчет задания знаешь? Догадался?
- Телефонист разболтал. Уткина сперва хотели, да капитал Лохматов отсоветовал. Предложил тебя. Ты ведь в разведке служил... - Он подошел ближе. - В тыл врага, Сань, да? А ты с парашютом прыгал?
- При чем тут парашют? Хотя... если надо, сумеем. Стрекалов был не просто рад - он был, что называется, на седьмом небе от счастья. Разумеется, пошуровать денек-другой в немецком тылу не бог весть что, но в его теперешней, бедной событиями жизни даже такое пустяковое задание подарок судьбы. В том, что задание пустяковое, Сашка ни минуты не сомневался. Захватить "языка" куда опасней. Не сомневался он и в том, что выполнит все, что ему поручили, и был поэтому совершенно спокоен.
- Везучий ты, - сказал Богданов, - мне бы так-то...
- Да, наверное, везучий. - Стрекалов вытерся полотенцем, надел гимнастерку, шинель, туго затянулся ремнем. - Если есть письма, давай, отдам почтарю.
Богданов с готовностью протянул шесть помятых треугольников.
- Сань, а мне с тобой нельзя? Конечно, я понимаю, но... если там разговор будет насчет напарника, так ты не забудь...
- Не забуду, - пообещал Стрекалов.
В тылах ему выдали сухой паек не на двое суток, а на четверо. Кроме него, на складе отоваривались еще человек десять. Кладовщик ПФС - вредный дядька - долго держал Сашку перед запертыми дверями, потом открыл и, придерживая дверь коленом, потребовал накладную.
- Подпись неразборчивая, - сказал он, подозрительно глядя на Сашку поверх очков.
- Сам делал, - сказал Стрекалов. Сзади засмеялись. Кладовщик обиделся и вернул Сашке накладную, пропустив вперед какого-то старшину.
- Вот змей! - усмехнулся старший сержант с лицом, изрытым оспой, кривым боксерским носом и белым шрамом через весь лоб. - Пойдем, земеля, посидим в сторонке. Теперь ты, надо понимать, за мной будешь. Давай знакомиться. Семен Драганов с Николаева. - Он присел на пустые ящики из-под свиной тушенки. - Здесь с октября. Пулеметчиком определили. До этого служил в сто сороковом непромокаемом. - Под распахнутой, несмотря на мороз, шинелью на его груди виднелись медали.
Подошли еще двое, остальные жались у двери, нетерпеливо заглядывая в замочную скважину.
Из дверей склада вышел наконец старшина, бросил мешок с продуктами солдату, должно быть напарнику, сказал, вытирая руки полой шинели:
- Ну и глот! Вы, ребята, когда получать будете, глядите в оба. Мне вместо тушенки горох хотел подсунуть.
Сержанты заволновались.
- У тебя в накладной чего? - спросил Драганов, беря в руки накладную Стрекалова. - Комбижир? Так и есть. Беги к начальнику ПФС, пускай на шпиг переделает. Еще чего? Галеты. Это можно оставить. Сахар-песок... Лучше кусковой. Хлеб, концентраты... Концентрат не бери. Что ты его, грызть там будешь? А хлеб бери весь. Промерзнет, да ничего, сожрете. Еще что? Консервы рыбные. Бери на всякий случай. Вот: свиная тушенка! Шесть банок... Это что же, вас на четверо суток упекут? Сейчас проверим. Ну, точно, четверо суток будешь нежиться. Повезло!
Сашка видел: хорошие парни, бывалые. У каждого по нескольку медалей, у старшины - фамилия его была Верзилин - даже орден. С такими бы идти! Но нет в полку больше таких, одна салажня осталась. Это не триста пятый незабвенной памяти полк, где без медалей щеголял один повар. Двести шестнадцатый - тыловой, охранный, железные дороги и склады охранял, а теперь вот и ему пришлось повоевать... И как это его, Сашку Стрекалова, опытного разведчика, угораздило сюда попасть? Может, потому сейчас и дорого побыть немного рядом с такими же, как он сам, старыми вояками, в лазаретах штопанными, на жаре сушенными, порохом опаленными, и не замечает он ни трепа ихнего безвредного, ни хвастовства несусветного. Пусть побрешут, коли есть охота, отведут душеньку и других позабавят. Придет час, и покажут они себя в наилучшем виде. Встречал Стрекалов за три года войны таких и понимал их больше, чем других. С ними рядом разве что старшину Батюка можно поставить, а больше никого. Но Батюк в годах и ревматизмом страдает, да и не отпустят его. На нем вся батарея держится. Уткина, старшего сержанта, взять - себе дороже станет. Привык командовать, подчиняться не захочет, а если заставить - всякие отговорки будет придумывать. Такой характер. Остальные - мелочь пузатая. Рассчитывало, видно, начальство сперва подучить их, а после уж пускать в работу, да война распорядилась иначе.
