Е.К. Федоров получил высокие полномочия и занялся делом. Вот где пригодилась молодежь – ведь готовых специалистов по этому профилю практически не было.
Федорову была поставлена уникальная задача с 1 января 1954 г. составить программу исследований радиоактивности при проведении ядерных испытаний, создать методики и аппаратуру и в сентябре – октябре 1954 г. начать практическую работу на полигоне. И все это своими силами – руководя молодыми, которых он подбирал; старше нас был вначале только один Р.М. Коган (лет 35). Мы взялись за работу.
Е.К. Федоров показал истинную ширину мышления, изобретательности, воли. Пользуясь полномочиями, он задумал авиационные исследования, для которых отобрал 10 самолетов. В числе отобранных 2 огромных мощных винтовых бомбордировщика ТУ-4 аналоги американской летающей крепости В-29 – для измерений на больших высотах и расстояниях. 3 ИЛ-28 двухмоторные прямокрылые небольшие реактивные бомбордировщики – для установки автоматической рентгенометрической аппаратуры; два ИЛ-12 (или 14) для измерений в нижней части радиоактивного облака («шлейфа») и 3 небольших ЛИ-2 для измерений на небольших высотах (100–200 м) радиоактивных «следов», оставшихся от прошедших радиоактивных облаков взрыва.
Кроме того были грандиозные планы по наземным измерениям автомобильным и автоматическим наземным приборам, в которых лента продергивалась и фиксировались выпадения радиоактивных частиц из облака в течение каждой минуты.
На начальном этапе подготовки особенно выделялась научно-организационная роль Евгения Константиновича. Он лично объездил все конструкторские бюро, лично осмотрел выделяемые самолеты, наметил вместе с нами размеры и установку приборов на самолетах. Предполагалось, что все приборы будут создаваться в нашем Институте. В Институте были для этого специалисты, в основном, молодежь. Федоровым были созданы конструкторское бюро и мастерские. Основные самолеты были в воинских частях, а впоследствии и на судах. Мы вместе с Е.К. Федоровым Объясняли задачу, советовались с экипажами и конструкторами.
Так, например, транспортная авиация размещалась в Люберцах, и Федоров, взяв меня, отправился в гости к летчикам. Собрался офицерский состав, обсудили не только установку приборов, но маневр самолетов при выполнении задач. Например, при съемке следа радиоактивного облака, сформировавшегося на земле, необходимо было, следуя за облаком взрыва, пересекать образующийся след, фиксировать показания приборов (что делалось автоматически) и, главное, осуществить как можно более точную привязку к местоположению самолетов при съемке, особенно точно при разворотах (для того, чтобы сразу же после съемки построить карту радиоактивного загрязнения местности).
За столом президиума генерал, командир Люберецкой дивизии с офицерами и Е.К. Федоров спокойно обсуждали предстоящую операцию. По уверенности Федорова при этом обсуждении, я понял, что дело находится в надежных руках.
Лето прошло быстро – в трудах и заботах. Мы сталкивались иногда с непреодолимыми препятствиями (как нам казалось). Например, за несколько дней до отъезда всей команды в экспедицию, вызывает меня Евгений Константинович и так спокойно говорит: «Юрий Антониевич, нам выделили еще один самолет ИЛ-14, нужно его срочно оборудовать. Поезжай в Люберцы, попробуй договориться». Мне показалось, что Федоров даже улыбнулся. Я с ужасом вспомнил, сколько времени и денег мы потратили на оборудование первого ЛИ-2. Тогда работала большая бригада из Ильюшинского КБ. С подготовленными гигантскими чертежами (а речь шла о расположении и надежном креплении большого числа приборов на борту самолета) они прибыли на аэродром и сверяли, сверял… А здесь – осталось пару дней и никакого КБ…
Я поехал на аэродром. Переговорил со многими летчиками, техниками, но они лишь отрицательно махали головой и руками. И лишь один указал на край аэродрома, где одиноко стоял небольшой домик. А дальше, как в сказке. Я подошел к домику, там сидели двое: один пожилой старшина и второй молодой солдат, его подручный. Старшина спокойно выслушал меня, задал несколько вопросов по существу, на папиросной пачке попросил нарисовать некоторые детали и задумался… Через несколько минут я спросил возможно ли что-либо сделать в оставшееся время? Старшина поднял на меня глаза и ответил: «Можно, но стоить тебе это будет недешево». Я похолодел, вспомнив, что КБ взяли за всю разработку сотни тысяч рублей. А старшина: «Да, не дешево – полтора литра чистого спирта». Сердце мое подпрыгнуло от радости, и я впервые понял, что значит русская смекалка. Я вспомнил улыбку Евгения Константиновича, когда он посылал меня в Люберцы. Вот она – мудрость и уверенность в наших людях, вера в мастерство и русскую смекалку. За два дня все было сделано, и мы были готовы к отлету.
Теплым сентябрьским днем мы загрузились в два самолета ЛИ-2 (пятнадцать членов экспедиции и много разной аппаратуры) и полетели неизвестно куда. Никто не знал адрес нашей будущей работы. Летели на восток, после Омска свернули к югу. И вот пирамидальные тополя вдоль всей полосы, небольшие домики, в общем, вид среднеазиатский. Мы стали гадать, что это за место. И вдруг всплыло слово – Семипалатинск… Да, мы приземлились на семипалатинском полигоне. Часть нашей группы (с самолетной аппаратурой) осталась здесь же – нам выделили небольшое помещение и разместили в аэродромной гостинице. Другая часть, которая должна работать с наземной аппаратурой, поехала ближе к полигону в пункт «М» (теперь этот городок называется Курчатов).
Е.К. Федоров прилетел на пару дней позже и сразу поехал в пункт «М» налаживать связи.
И вот 3 октября все началось. Накануне у нас на аэродроме побывал Курчатов – поднялся к нашим приборам по лесенке, посмотрел на приборы внимательно, сказал задумчиво: «ну-ну» и ушел.
3 и 5 октября Евгений Константинович летал на ИЛ-12, «засекал Шлейф» облака, измерял, отбирал пробы вместе с двумя сотрудниками, а я летал на ЛИ-2, измеряя радиоактивность на следе облака, а вечером воспроизводил этот след на длиннющей миллиметровке (5 октября след получился длиной до двух метров (масштаб 1 километр на 1 см бумаги). Измерения проводились до фоновых значений.
6 октября Федоров устроил «смотрины в районе «М». Академики Семенов Н.Н. и Зельдович Я.Б. приехали посмотреть «след», долго изучали его с помощью сильной лупы и остались довольны. Так состоялась первая проверка «системы Федорова» на прочность.
Тем временем трудилась и наша теоретическая группа: В.Н. Петров и А.Я. Прессман Они из добытого нами материала клеили модели, предсказывали уровни загрязнения при очередном взрыве, пытались рассчитать оптимальную высоту взрыва и т. д. Это была ювелирная работа, и Е.К. Федоров с особой тщательностью руководил ею.
