В Касторном кто-то из шутников поднял и прислонил к забору замерзшую лошадь. На голову ее положили немецкую каску, на шею повесили множество фашистских крестов, медалей, а ноги обули в огромные камышовые башмаки — зимнюю обувь фашистских солдат. Глядя на это чучело, олицетворявшее «доблестного воина вермахта», бойцы смеялись, острили, давая выход ненависти к врагу.
Подразделения бригады часто встречались с колоннами пленных, идущими на восток. Представители «высшей расы» выглядели довольно жалко: головы укутаны цветным женским тряпьем, шинели изодраны, грязные. Провожая их взглядом, Аристарх Поляков думал: «Дождались изверги своего часа…»
Однако почти каждый населенный пункт приходилось брать с боем и, как говорили бойцы, выколупывать фрицев из подвалов и чердаков. Проще было с сателлитами. Сражаясь на стороне фашистов в начале войны, они вели себя нагло. Никогда не забудет Георгий Алексеевич Халтурин случай, когда шестеро румын пытались взять в плен целую роту красноармейцев. Колонна пехотинцев уходила по украинской степи от наседавшего врага. Вдруг увидели приближающихся всадников. Скакали они так открыто, что бойцы их приняли за своих. Но метров за полтораста всадники разъехались, начали окружать колонну с криками: «Русь, сдавайся!»
Опьяненные наступлением, румыны, видимо, считали, что война вот-вот закончится победой фашистов, и спешили выслужиться перед хозяевами. Наверно, скача во весь дух, уже видели, как им вручают высокие награды. Но русские почему-то не побросали оружие и не пошли за ними, как стадо в загон. Вместо наград «герои» получили пули.
Было это в июле сорок первого. Сейчас же, в начале сорок третьего, у сателлитов, похоже, пропала вера в победу над русскими. Когда бригада вышла к станции Льгов, на путях догорал состав. Вездесущие подростки сообщили, что в этих вагонах сожжены румыны. Иван Иванов не поверил и с разрешения начальника политотдела сбегал с ребятами на место, навел справки. Действительно, фашисты обманом завели румын в вагоны, закрыли их, обложили соломой, облили бензином и подожгли. Тех, кто пытался вылезти в окна, расстреливали.
Так гитлеровцы расправились со своими союзниками, которые потребовали, чтобы их вернули домой.
В начале сорок третьего союзники немцев начали сдаваться в плен. В Касторном сдалось много венгров. Они бросали оружие и выскакивали из домов с поднятыми руками. Вначале их отводили в штаб полка под конвоем, а потом стали просто показывать на горку, где располагался штаб, и жестами объяснять, что именно там их и ждут.
В плен сдавались и немцы. В Касторном один из сержантов пятой батареи запряг десяток пленных фашистов в сани и заставил привезти воду из реки для бани.
«Если уж за дело взялась высшая раса, то парок будет на высшем уровне», — шутил он.
Но процессию с бочкой увидел офицер политотдела, и «парилку» в штабе устроили для Халтурина. Получив нагоняй, он шел по улице села и вспомнил, как бойцы в Тюмени впрягались не в сани, а в пушки. Их вынудили это сделать немцы, напав на нашу страну… А унизительные работы, которые заставляли выполнять фашисты?.. А составы, увозящие женщин и детей в Германию — в рабство?..
Георгий Алексеевич разжал стиснутые зубы и глубоко вздохнул. Все же командиры правы, запрещая унижать пленных. Немцы — враги до тех пор, пока держат оружие. Как только бросили его и подняли руки вверх — они пленные. Издеваться над безоружными — не уважать себя.
Но как это внушить бойцам, когда каждый день они хоронят товарищей, когда получают письма, сообщающие о смерти родных, когда видели растерзанную женщину и рядом с нею ребенка, которого убили мимоходом, будто прихлопнули пролетающую мошку…
Бригада продолжала наступать. Делать это было непросто. И не только потому, что отступавшие немецкие части огрызались огнем. Слой снега был настолько велик, что без бульдозера передвигаться было невозможно. Траншея, которую оставлял за собой бульдозер, скрывала автомобили. Колонну можно было обнаружить лишь с воздуха. Однако в эти дни в небе не появлялись ни наши, ни немецкие самолеты.
Наконец снежные заносы остались позади. Передвижение пошло веселее. Но на смену вязким снегам пришли густые туманы. В один из таких дней, когда двигались, словно в молоке, шофер «газика», в котором ехали батальонный комиссар Полтавцев и два писаря, сбившись с курса, случайно заехал в село Репьевка, занятое немецкой частью, попавшей в окружение.
Через пару дней, когда фашисты были выбиты из Репьевки, красноармейцы нашли в этом селе трупы майора Полтавцева и его спутников. На груди комиссара была вырезана звезда.
Известие о мучительной смерти товарищей глубоко взволновало бригаду. Казалось бы, не впервой хоронить однополчан. Но, видимо, так уж устроен человек, что привыкает ко всему на свете, кроме смерти. К тому же Полтавцева уважали. Все в нем — армейская выправка, походка, голос — говорило о твердости характера. Юрию Рожину не раз приходилось вместе с Полтавцевым попадать под обстрелы, но он никогда не видел на его лице и тени страха. Никогда майор не суетился, не кричал. Выйдя из сложной, смертельно опасной обстановки, не вспоминал об этом, как делали многие.
А как говорил Полтавцев! Просто, ясно, без лишнего пафоса. Слова дышали такой уверенностью в победе, такой силой, что тебя невольно охватывало чувство благодарности к этому человеку. Он умел заставить позабыть о всех тяготах, сомнениях, неудачах. Фазлутдинов, когда-то ездивший с замполитом добывать бумагу для бригады, с грустью думал о том, что — не будь этой случайной смерти — сколько б еще мужества вдохнул майор в души бойцов.
Случайная смерть на фронте. Еременко, Полтавцев… Оказывается, бывает и такое. Но чаще всего на фронте остаются случайно живы. В феврале 1943 года Иван Иванов писал матери:
«Упал снаряд у ног — не разорвался. Упал другой — в трех метрах — не повредил нисколько».
Рядом с Рожиным ткнулась мина. Она зарылась в снег так близко, что Юрий задохнулся от волны горячего воздуха, но взрыва не последовало.
О таких счастливых исходах может рассказать каждый фронтовик. В мирное время люди случайно умирают насильственной смертью, а в военное — случайно остаются живы. Тяжкий каток войны не жалеет на своем пути никого: ни воинов, ни женщин, ни детей, ни стариков.
В освобожденном поселке Тим красноармейцы бригады обнаружили в подвале одного из домов трупы замученных мирных жителей.
Подразделения бригады вошли в этот городок, когда бой шел уже на его противоположной окраине. На улицах, в огородах маячила брошенная фашистами техника: пушки, автомашины. Юрию Рожину особенно запомнилась площадь. Здесь стояли орудия, возле них громоздились штабеля снарядов и всюду — стреляные гильзы, трупы немцев и лошадей. Всего на улицах этого небольшого города противник оставил около тысячи убитых солдат и офицеров. Наступление наших войск было настолько стремительным, что враги не успели эвакуировать из Тима госпиталь со ста сорока ранеными.
