Если спросят меня, с какой гарантией я так рассуждал, то я не смог бы найти и слов для ответа. Какая гарантия могла быть у нас, не имевших ничего, кроме голых рук?! У нас было только одно чувство патриотизма да юношеский задор. Мы думали, что можно нанести поражение за 3–4 года не потому, что недооценивали силы Японии, а потому, что считали, что наш благородный патриотизм сильнее их. Если у нас и была какая-то гарантия, так это была сила двадцатимиллионных народных масс. У нас было убеждение, что можно добиться независимости страны, если надежно подготовить двадцать миллионов и разгромить японскую армию и полицию, поднявшись всем везде и всюду.
Вот почему мы полагали, что необходимо заложить прочную основу в массах, чтобы развернуть по-настоящему вооруженную борьбу.
Можно сказать, что отсюда и исходил замысел об едином антияпонском национальном фронте.
Я впервые осознал необходимость организации в училище «Хвасоньисук», а во время Первомартовского народного восстания впервые ощутил и запечатлел в своей памяти силу нации. В ученические годы в Гирине я обрел решимость идти в гущу народных масс, сплотить их и вести революцию при опоре на их силу.
Нельзя было избавиться от ига колониального рабства без общенационального сопротивления посредством всеобщей мобилизации двадцати миллионов корейцев. В чисто классовой революции движущей силой выступают только рабочие и крестьянские массы. Но поскольку наша революция носит характер антифеодальной и антиимпериалистической революции, то движущей силой ее могут стать также учащаяся молодежь, интеллигенция, патриотически настроенное духовенство и национальная буржуазия, не говоря уже о рабочем классе и крестьянстве. Такова была наша позиция. Наш принцип заключался в том, чтобы объединить и мобилизовать все антияпонские патриотические силы, заинтересованные в освобождении нации.
Когда мы выдвинули такую линию, иные люди качали головами, говоря, что подобного положения в классике нет. Эти люди твердили, что химерой является попытка коммунистов заключить союз с другими слоями населения, кроме рабочих и крестьян, что нельзя идти рука об руку со священнослужителями и предпринимателями. С такой же точки зрения фракция Хваёпха[6] сняла с должности руководителя Маньчжурского бюро Коммунистической партии Кореи Ким Чхана за то, что он в свое время имел контакты с некоторыми деятелями Кунминбу.
Среди националистов тоже было немало людей, которые холодно относились к коммунистам. Внутри коммунистического движения был под запретом национализм, а в националистическом движении — коммунизм. Такая тенденция привела к расколу сил нации на два лагеря — коммунистический и националистический. Это вызвало боль в сердцах у всех благоразумных людей. Благодаря усилиям таких людей с середины 20-х годов в нашей стране развернулось движение за сотрудничество двух лагерей — коммунистического и националистического. Это движение принесло свой плод, и в 1927 году было основано общество Синганхвэ. Рождение этой организации явилось своего рода событием, которое показало, что коммунисты и националисты, хотя у них и разные идеалы, могут сплотиться воедино во имя нации, и народные массы горячо приветствовали его.
Однако вследствие непрерывных подрывных действий японских империалистов и диверсионного акта подкупленных ими реформистов в 1931 году эта организация была вынуждена объявить прекращение своего существования.
Хотя и были подрывные происки внутри и вне Синганхвэ, но оно не рухнуло бы так легко, если бы силы обеих сторон крепко соединились большой посылкой — патриотизмом.
Мы очень сожалели, что вследствие роспуска Синганхвэ сорвалось сотрудничество коммунизма и национализма, которое было осуществлено благодаря большим усилиям.
Не может осуществиться подлинное сотрудничество, когда не ставят нацию превыше всего и абсолютизируют только идеалы. Если выдвинуть на первое место большую посылку — освобождение нации, то можно идти рука об руку с какими бы то ни было слоями населения, — таково было мое мнение в то время.
С такой же позиции мы после освобождения страны сотрудничали и с Ким Гу, враждовавшим всю жизнь с коммунистами, и сейчас обращаемся к разуму всех соотечественников с призывом осуществить великую консолидацию нации. Когда осуществится великая консолидация нации, изолируются только внешние силы и предатели родины.
Великая национальная консолидация — это наша благородная и высшая задача и миссия. Именно поэтому мы с теплотой соотечественника радушно встретили Чвэ Хон Хи и Чвэ Док Сина[7], когда они посетили Пхеньян. Мы не спрашивали об их прошлом, хотя они прожили всю свою жизнь, направив дуло винтовки против нас на передовой линии антикоммунистического фронта.
Тогда я сказал Чвэ Док Сину:
— Как люди Севера, так и жители Юга должны думать о вопросе объединения страны, ставя нацию на первое место. Могут существовать и класс и идея только при наличии нации. Какое значение имеют коммунизм и национализм, да и вера в «бога», когда нет нации?!
Мы так призывали и 60 с лишним лет тому назад, когда искали в Калуне линию на формирование единого антияпонского национального фронта.
У политики должна быть большая вместимость, у политического деятеля — великодушие. Когда у политики небольшая вместимость, она не может вместить все массы, а если у политического деятеля отсутствует великодушие — массы отворачиваются от него.
В докладе были изложены также вопрос о создании партии, характер и задача корейской революции и основная позиция, которой должны придерживаться корейские коммунисты в своей борьбе.
Когда был подготовлен проект доклада, я тут же представил его на обсуждение руководящих кадров комсомола и Антиимпериалистического союза молодежи, которые собрались из различных районов для участия в Калуньском совещании. Тогда мы днем выходили на поле и обсуждали вопросы, занимаясь работой или сидя в ивовой роще на берегу ручья Укайхэ. А вечером в дежурной Чинменской школы углубляли обсуждение по каждому вопросу на основе обобщенных днем мнений.
Было немало интересных и реальных проблем среди мнений, выдвинутых в ходе массового обсуждения.
Дискуссия возникла прежде всего по вопросу: как определить характер корейской революции? Было много споров вокруг данной в докладе формулировки об антиимпериалистической и антифеодальной демократической революции. Не противоречит ли общему положению и закономерности революции новое определение характера революции как антиимпериалистической и антифеодальной демократической, которого нет в классике и какого не дала еще ни одна страна, — вот в чем заключался весь фокус дискуссий.
