Полина не так долго, но все-таки сопутствует Бомарше-художнику. Ее имя связано с «Двумя друзьями», оно же стоит вместо Розины в первых набросках «Севильского цирюльника»…
Период драматических опытов – пожалуй, единственная мирная полоса в полной треволнений жизни Бомарше. В 1768 году в апреле он женился на молодой вдове Женевьеве Левек, удвоив ее приданым свое благополучие. При помощи Пари-Дювернэ он купил в это время у государства громадный Шиннонский лес и с увлечением занимался торговлей тесом и бревнами. Безмятежное спокойствие едва ли не в первый раз водворяется в его душе.
«Я живу, – писал он жене из Риварена вблизи своего леса, – в конторе, на ферме, настоящей крестьянской, между птичником и огородом, у живого забора. Моя комната, вместо обоев, с белыми стенами, меблирована скверной кроватью, на которой я сплю, как убитый, четырьмя соломенными стульями, дубовым столом и большим камином без всяких приспособлений. Зато в то время, как пишу тебе, я вижу из окна покрытые лугами склоны возвышенности, на которой живу. Коренастые и загорелые мужики косят траву и нагружают ее на возы, запряженные волами; толпа женщин и девушек, с граблями в руках или на плечах, за работой наполняют воздух пронзительными песнями; они доносятся до моего стола; за деревьями, в отдалении, я вижу извилистое течение Индра и древний замок с башнями моей соседки, госпожи Ронсе. Надо всем господствуют вековые вершины деревьев, насколько хватает глаз все гуще и гуще до склонов гор, окружающих нас и, как кольцом, замыкающих наш горизонт. Эта картина не лишена очаровательности. Большой кусок хлеба, более чем простое кушанье, плохое вино составляют мой завтрак. Говоря правду, если бы я позволил себе пожелать тебе неудобства, недостатка во всем, я пожалел бы, что тебя нет около меня. Прощай, моя милая».
Каждое слово проникнуто здесь невозмутимым покоем и довольством, как будто никогда не волновали Бомарше ни тщеславие, ни жажда наживы, ни гордые замыслы гениального писателя. Так и кажется, что этот человек достиг, наконец, желанной тихой пристани и навсегда погрузится в кропотливую работу изо дня в день среди вековых шиннонских деревьев, в поэтической котловине Турени… Но это была только мирная, убаюкивающая прелюдия к борьбе на жизнь и смерть… Кратковременное безмятежное житие Бомарше с середины 1770 года начало рушиться по всей линии: 17 июля умер его покровитель Пари-Дювернэ, 21 ноября скончалась жена, оставив малолетнего сына. Omnia citra mortem (все, кроме смерти), – вот что явилось для Бомарше на смену риваренской идиллии…
Глава V. Бомарше и Гезман
Столкновение с Лаблашем. – Процесс. – Бомарше, Менар и Де Шон. – Столкновение с Де Шоном. – Бомарше в тюрьме Фор-Левек. – Французские парламенты при Людовике XV и раньше. – Реформа Мопу. – Советник Гезман и его жена. – Бомарше добивается аудиенций у советника. – Неожиданная развязка дела с Лаблашем. – Пятнадцать экю. – Письмо Бомарше к госпоже Гезман. – Бомарше опять под судом. – Мемуары против Гезмана. – Баккюлар, Деролъ и Марэн. – Общественные симпатии к Бомарше. – Приговор по делу с Гезманом.
Еще до 1770 года Бомарше не раз просил Пари-Дювернэ свести их взаимные денежные счеты, но старик все откладывал это в долгий ящик. Вероятно, эти итоги казались ему зловещим призраком смерти, и он отдалял от себя все, что говорило о ней. Наконец, 1 апреля 1770 года счеты обоих компаньонов были урегулированы, причем Дювернэ признал, что Бомарше не только ничего не должен ему, но может еще получить с него когда угодно 15 тысяч франков. Сверх того старик обязывался тою же бумагой, за его подписью и с приложением копии, одолжить Бомарше 75 тысяч франков, сроком на 8 лет, и притом без всяких процентов. Последовавшая в июле того же года смерть Дювернэ оставила условия приговора без исполнения и принудила Бомарше считаться с наследником миллионера. Этим наследником был двоюродный внук Дювернэ, благодаря деньгам своего родственника – генерал-майор и граф Лаблаш. Каково было его отношение к компаньону и кредитору деда, об этом можно судить по его словам: «Я ненавижу этого человека, как любовник обожает свою любовницу»… Лаблаш не отказался от этих слов и, на просьбу Бомарше уплатить по счетам Дювернэ, объявил, что не признает подписи своего деда действительной и весь документ считает подложным. Затем он подал в суд прошение об уничтожении самого документа как содержащего признаки мошенничества и подлога. Прямым последствием этого прошения было требование от Бомарше уплаты тех сумм, которые признавались уплаченными в объявленном подложным документе. «Только таким образом, – говорил Кальяр, адвокат Лаблаша, – восторжествует правосудие и будут удовлетворены честные люди, видя, что подобный противник (т. е. Бомарше) запутался в сетях, им самим расставленных»… Процесс между графом Лаблашем и Бомарше начался в октябре 1771 года, но как ни велико было влияние богача, в первой судебной инстанции он проиграл свое дело. Приговором суда 22 февраля 1722 года Лаблашу было отказано в иске, а 14 марта того же года дополнительное решение обязывало его уплатить Бомарше по подложному будто бы документу. Однако Лаблаш не успокоился на этом и подал апелляционную жалобу в так называемый парламент. К величайшему неудовольствию Бомарше и в такой же степени к невыгоде – на его имущество был наложен арест, – судебная волокита затягивалась, а неожиданное событие придало ей совершенно неожиданный исход.
Среди парижских знакомых Бомарше не было недостатка в высоких представителях французского общества. Малоизвестный сатирик Палиссо говорил о нем, что он «бессильная обезьяна своего божка Дидро, слишком темная личность для того, чтобы возбуждать интерес»… На самом деле Бомарше интересовались, и очень сильно, и не одни только сатирики, отрицавшие в нем как писателя всякий интерес. В его личности было много привлекательности, тянувшей к нему не только женские, но и мужские сердца. Особенно замечателен среди его друзей герцог Де Шон, вероятно, привязавшийся к Бомарше вследствие некоторого сходства в характере обоих. «Его характер, – говорит о Де Шоне Гюден, – представлял редкое собрание необыкновенных достоинств и недостатков». По словам того же Гюдена, ум сочетался у него с безрассудностью, гордость с неразборчивостью до потери всякого чувства собственного достоинства в отношениях с высшими, равными и низшими. Обширная память отличалась беспорядочностью, любовь к науке уживалась одновременно с неудержимым влечением к рассеянной жизни. Физически он был богатырь, настоящий герой «Илиады» в проявлениях как телесной, так и духовной силы. Частые припадки гнева делали его похожим на пьяного или дикого зверя. Его жизнь была полна почти сказочных приключений. В течение пяти лет ему было запрещено появляться во Франции, и, чтоб убить свое время и богатырские силы, он путешествовал в эту пору по разным странам, в Египте осматривал пирамиды, в пустынях Аравии посещал палатки бедуинов, собирал коллекции и среди прочего привез с собою в Европу обезьяну, которую бил каждый день. Он был страстный любитель химии и даже сделал в этой области кое-какие открытия. Как во все, он и сюда вносил свою эксцентричность, и раз, желая испробовать на себе действие изобретенного им снадобья против асфиксии, забрался в стеклянную камеру и стал удушать себя, приказав лакею в назначенное время пустить в ход изобретенное лекарство.
